Пока Симочка раздумывала, Федей все больше и больше овладевала тревога. Отец просил сына не ходить по городу без старших. Сын обещал… и не выполнил. А может быть, Серафиму можно считать старшей?
— Сима, тебе сколько лет?
Ей было десять лет, и была она ровно на полгода… младше его. Он почувствовал себя совсем виноватым и сказал, что надо скорее идти домой. Тамара Аркадьевна, наверно, тревожится.
Симочка это знала. Если Федя задерживался в школе, Тамара Аркадьевна всегда приходила за ним. Домой она вела Федю за руку. Лешка ухмылялся, глядя на них, а Федя мрачнел, но отнять руку у Тамары Аркадьевны не решался. Однажды, когда Кондратьев откровенно прыснул, Федя осмелел и вежливо попросил Тамару Аркадьевну не приходить за ним в школу и не брать за руку — он не маленький.
Она обиделась, сказала, что Федя бессердечный и совсем не ценит ее забот. Он молчал. Он ничего не мог ей ответить— он и сам теперь не знал, сердечный он или бессердечный. Бабушка говаривала, что у Федюшки доброе сердце, называла Федю своим утешением. Тамара Аркадьевна говорит другое.
В глубине души он думает, что Тамара Аркадьевна тоже не очень‑то сердечная. Она часто бывает несправедлива к Феде. За обедом заставляет его все съедать, не оставлять ни кусочка. На Севере он никогда не ел томата и никак не может привыкнуть к нему. Но Тамара Аркадьевна говорит, что томат полезен для здоровья, и заставляет Федю пить еще и томатный сок. Но Федя пить его не мог ни с солью, ни без соли. Тамара Аркадьевна сердилась, негодовала: какой упрямец! Если дома бывал отец, Федя переливал сок в его стакан, знаками прося отца молчать. Когда отец был в полете, Федя пытался напоить злосчастным соком кота Додона. Но противный кот пить сок не хотел. Однако мясо в томатном соусе, которое Федя перекладывал в его чашку украдкой от Тамары Аркадьевны, кот съедал. В конце концов Тамара Аркадьевна перестала мучить Федю соком. Несколько дней они жили мирно, но вдруг нежданно–негаданно пришла новая беда: Федя посадил большое чернильное пятно на новые брюки. От огорчения он заплакал. Рядом оказалась Симочка. Она раскрыла рот от удивления, когда заметила его слезы.
— Ты плачешь, Федечка? — едва слышно спросила она.
Федя сейчас же вытер слезы рукавом суконной рубашки и сказал, что нет, не плачет, и спросил, не знает ли Серафима, как выводить чернильные пятна.
Она вспомнила, что пятна выводят нашатырным спиртом иди хлорной известью. Она сейчас же предложила отправиться к ней домой и попробовать свести пятно. Федя уныло согласился.
Дома Симочка позвала на помощь Максима, но тот рисовал и, не поднимая головы от стола, проворчал, что ничего не понимает в пятнах. Симочка и Федя отправились в кухню, потерли пятно тряпкой, смоченной в горячей воде с мылом, но — увы! — безрезультатно. Нашатырного спирта не оказалось, и Симочка разыскала хлорную известь, которой мама моет раковину и ванну. Хлорная известь делала чудеса: пятно бледнело на глазах, но… вместе с ним бледнело и сукно! Скоро вместо чернильного, на брюках появилось белое пятно.
Перепуганная Симочка потащила Федю к брату. Она назвала брата Максимушкой, миленьким, пообещала целую неделю мыть за него посуду, лишь бы он помог их беде. Максим, взглянув на Федино колено, присвистнул и сочувственно протянул:
— Натворили вы дел, друзья–товарищи!
Друзья–товарищи испуганно смотрели на Максима. Он сжалился над ними, развел серую краску и подкрасил пятно.
— Почти незаметно, — уверяла Федю Симочка.
Когда краска высохла, сукно на коленке стало жестким, негнущимся. Может быть, Тамара Аркадьевна не заметила бы злосчастного пятна, но к вечеру брюки на колене расползлись. Тамара Аркадьевна всплеснула руками, велела сейчас же снять брюки и уселась их штопать. Она штопала и говорила, что с Федей настоящее мучение и скоро она зачахнет от огорчений и забот о нем. Феде стало жаль ее. Он сказал виновато и печально, чтобы она больше не заботилась о нем, не расстраивалась, уж как‑нибудь он сам проживет. Тамара Аркадьевна покраснела, бросила брюки на стул и молча ушла в другую комнату. Он слышал, как она там всхлипывала и сморкалась. Он и сам чуть не плакал.
Тамара Аркадьевна не успела забыть про брюки, а Федя провинился снова: ушел без разрешения гулять с Серафимой. Но, честное слово, они не собирались идти далеко! Они хотели только до угла. Но на следующем углу был красивый Дворец пионеров, еще через квартал — городской театр, в который они собираются завтра на утренник, а немногим дальше—-красивый большой сквер.