— Максимка, ты… не знаешь, где вокзал?
Брат удивился. Зачем ей вокзал?
— Ну чего ты пристал? — жалобно протянула Симочка. — Я спрашиваю просто так…
Опять просто так! Максим вспыхнул и заявил, что ничего ей не скажет. Он вышел на улицу. Ветер гонял и крутил по дороге снежную пыль. Начиналась метель. Пока Максим закрывал ставни, его свитер запорошило снегом. Ему это очень понравилось, он подставил ветру голову, зажмурил глаза, стал ловить ртом колючие мелкие снежинки. Когда у него замерзли уши и нос, он набрал полные пригоршни снега и побежал в дом. «Попугаю Симку!» — решил Максим, уже забыв о размолвке с сестрой.
У самых дверей он неожиданно столкнулся с высоким летчиком в теплой кожаной куртке. Да это Горев! Николай Егорович! Максим вежливо поздоровался, раскрыл перед гостем двери.
Взглянув на Горева, Симочка тотчас же опустила глаза и пролепетала в крайнем смущении:
— Здравствуйте… Николай Егорович…
Горев наклонился к ней и спросил, где Федя. Симочка только вздохнула и опустила светлую голову. Но Горев все повторял свой вопрос и не спускал тревожных глаз с лица Симочки. А у той подбородок уже коснулся груди — ниже опускать голову некуда.
— Что же ты молчишь? — не выдержал Максим. — Говори, когда спрашивают!
Но сестра молчала… Николай Егорович рассказывал матери про то, как Федя и Лешка забрали без разрешения желез–ный лом у какой‑то бабушки, как потом вернули его и что сегодня Федя ушел в школу и больше не возвращался домой.
Горев говорил быстро, негромко, часто поправлял рукой седые волосы и все посматривал на Серафиму.
Максиму было совершенно ясно, что Симка знает, где Федя. Ишь, как отворачивается от Горева! Ишь, как поджимает губы, а сама, хитрющая, нет–нет да и кинет искоса настороженный взгляд на Николая Егоровича! И плакала она в углу неспроста, и из дому хотела удрать незаметно тоже недаром.
Мать вдруг вспомнила, что стоят они все еще в передней, извинилась и предложила Николаю Егоровичу пройти в комнаты. Он отказался. Он пойдет искать сына — час поздний. Но вот задача — где его искать? В школе нет, Анна Васильевна после уроков Федю не видела, от Кондратьевых он ушел давно.
Максим подошел к сестре.
— Говори, чего ты на вокзал собиралась? Сейчас же говори!
— Я… я не собиралась… — чуть слышно произнесла Симочка. Тогда Максим резко повернулся к Гореву и закричал:
— Николай Егорович, подождите, не уходите. Она все знает, знает!
Горев положил руки на Симочкины плечи, попытался заглянуть в ее глаза. Да разве заглянешь, если они прикрыты длинными темными ресницами!
— Симочка, не молчи! — умоляюще попросил он. — Ведь с Федей, может, случилась беда…
Симочкино сердце не могло больше выносить таких мучений и страданий. В полном и безвыходном отчаянии она села на пол и громко, безутешно заплакала.
— Ох, Федя–медведя! И что только… ты… наделал!.. И за-ачем… зачем я… я дала тебе честное–е… пио–онерское! А то бы… то бы ты не поехал… на свой далекий Север…
Мать и Горев переглянулись. Максим опять закричал:
— Вот видите! Видите!
На лбу побледневшего Николая Егоровича появились крупные морщины. Он взглянул на часы и открыл входную дверь. Уже с крыльца запоздало донеслось:
— До свидания!
— Подождите! Я с вами!
Максим схватил пальто и кинулся вслед за Горевым.
Мать наклонилась к дочке, вытерла ей нос и попросила подняться с пола. Симочка посопела, повсхлипывала, но встала и отвернулась к стенке. Она долго стояла так, старательно отрывая пуговицу от пальто. Оторвав одну, она принялась за другую.
— Может быть, хватит одной? — спросила мать.
Симочка молчала. Мать подошла к ней и миролюбиво предложила:
— Давай‑ка разденемся! — И сняла с пушистых белокурых Симочкиных волос голубую шапку.
— Мама… Мамочка, — жалобно протянула Серафима. — Ведь я им ничего не сказала, правда?
— Не сказала, не сказала, — успокоила мать. — Ты только плакала. На целый год сегодня наплакалась.
— А… а они найдут… Федю?
— Должны найти.
Тут мать стала объяснять дочке, что она плохой друг. Отговорить Федю надо было от поездки, а если не слушался — приказать. Ведь она же председатель совета отряда, а совсем не понимает, как должна поступать.
Симочка молчала, расстроенная. Выходило, что она виновата в Федином бегстве. А разве она его не отговаривала, разве она его не просила не ехать? И если она плохой председатель совета отряда, пусть ее переизберут.