Что было дальше — не помню.
…Врачи обнаружили у меня несколько рваных ран на голове, перелом нижней челюсти, семь выбитых зубов.
Позже, когда меня привезли в Москву и положили в протезный институт на «полный капитальный ремонт», из материалов аварийной комиссии я узнал подробности катастрофы.
Я упал на лед Байкала. От сильного удара самолет прочертил по неровному льду около двадцати метров. Меня выбросило из кабины вместе с сиденьем, и я отлетел в сторону. По следам видно, что я некоторое время лежал без движения, мороз остановил кровотечение, потом встал, подошел к самолету, вытащил из обломков бортмеханика и посадил его на лед. Я о чем-то беседовал с механиком, а когда увидел подходивших людей, попросил развести костер п, показывая па Серегина, сказал: «Ему холодно». Потом попросил закурить. Полученную папиросу положил в карман, попросил вторую и… потерял сознание.
Врачи долго возились со мной. Я думал — конец полетам! Но здоровый организм и отличное лечение выручили.
Медицинская комиссия признала меня годным к дальнейшей летной службе. Я решил повторить полет на Камчатку. Получил новый самолет П-5, переоборудовал его для полетов на Севере, но полет пришлось отложить. Открылся XVII съезд партии. Нужно было доставлять матрицы «Правды» в Ленинград. Вот тут-то мой самолет показал свои отличные качества! Он не только был утеплен и оборудован приборами для полетов вслепую, но имел еще добавочные бензиновые баки. Это очень пригодилось. В Москве было много снега, и вылетать можно было только на лыжах. В Ленинграде не было снега, и посадка там была возможна лишь на колесах. Я прилетал в Ленинград, сбрасывал в условленном место матрицы, а затем возвращался в Москву без посадки.
Во время последнего рейса из-за непогоды у меня была вынужденная посадка у деревни в районе Вышнего-Волочка. При посадке на колхозное поле немного поломалась машина. Я очень боялся, что начальство после этой аварии отберет у меня самолет и решил отремонтировать его тайком. Оставив бортмеханика, я на поезде приехал в Москву, в редакцию «Правды», где все чистосердечно рассказал. Редактор газеты Лев Захарович Мехлис и корреспонденты помогли мне достать запасные части, и с тремя рабочими я вернулся к самолету. За сутки мы привели машину в порядок, я втиснул рабочих в кабину и прилетел с ними в Москву. Ремонт был сделан не плохо, только вот на правом крыле образовалась некрасивая выпуклость, летать, правда, она не мешала.
Все сошло благополучно.
Самолет едет поездом
Началась челюскинская эпопея. Штаб спасения и его председателя Валериана Владимировича Куйбышева буквально осаждали сотни телефонных звонков, писем, теле
грамм с различными, часто фантастическими способами вызволения челюскинцев. Так, один товарищ хотел спасти их канатами с кошками-крюками, при помощи которых людей зацепили бы и втянули со льдин в самолет. Другой проектировал особый конвейер — канат с корзинами, забирающими пассажиров на движущийся самолет. Третий придумал какие-то шары-прыгуны…
Все эти «изобретения» появились потому; что мало кто верил, что самолеты в тяжелых зимних условиях смогут сесть на неровный лед. И все-таки основная надежда возлагалась на самолеты.
Правительственную комиссию засыпали просьбами. Все хотели принять участие в спасательной экспедиции. Писали рабочие, студенты, служащие, журналисты, моряки, а особенно, конечно, летчики.
Я пошел к начальнику Трансавиации и рассказал ему, что самолет, на котором собираюсь лететь на Камчатку, мною переоборудован так, что я могу летать на нем в любых условиях.
Что вы хотите от меня? — спросил он.
— Я хочу просить вашего разрешения лететь не на Камчатку, а спасать челюскинцев.
Начальник поднялся из-за стола.
— Никуда вы не полетите. Сколько человек на льдине?
— Сто четыре, — ответил я.
— А когда прилетите вы, будет сто пять. Сломаете там машину, вас еще спасать придется. — И, немного подумав, добавил: — Полетите на Сахалин и обратно с почтой. К двадцать пятому февраля представите мне календарный план на утверждение. Все!
На другой день вызывает меня заместитель начальника Трансавиации и говорит:
— Полет на Сахалин отставить!
— Как? — удивился я.
— Полетите на Каспийское море спасать тюленьих бойцов, их отнесло в открытое море на оторванной льдине.
— Слушаюсь! Будет выполнено!
Товарищи из редакции «Правды» посоветовали мне написать письмо Куйбышеву, а товарищ Мехлис взялся его передать.
В два часа ночи звонят из Кремля.