Так русские летчики начали новую главу в истории военной авиации.
На другой день оба советских летчика получили награды от республиканского правительства — золотые именные часы. Якушин был награжден за сбитый ночью фашистский самолет, а Серов как инициатор и командир ночного патруля.
Серов поблагодарил за награду, прочел выгравированную надпись «За боевой подвиг» и сказал:
— Я еще не заслужил такой награды. — Он положил часы в карман и тихо добавил: — Буду стараться заслужить…
Вынужденная посадка
Поздним вечером того же дня Серов и Якушин слова подняли в небо свои «чато». На земле ни огонька. Только на дорогах вспыхивали иногда фары автомобилей и тотчас же гасли.
До боли в глазах Серов всматривался в темноту. Ничего не было видно. Погода неважная: высокая кучевая облачность, но в разрывах облаков временами проглядывал диск луны. Неожиданно на его фоне появилась движущаяся точка. Серов пошел па сближение, он скорее угадал, чем увидел, что летит бомбардировщик, держа курс на Мадрид.
Стараясь оставаться незамеченным, Серов зашел в хвост вражеской машине и с короткой дистанции открыл огонь. Бомбардировщик, охваченный пламенем, врезался в землю.
— Есть один!
Летчик развернулся и спокойно продолжал барражировать в зоне. Луна скрылась за облака. И вдруг он заметил, что впереди повисли две красно-фиолетовые точки.
След выхлопных труб двухмоторного бомбардировщика! Серов добавил газ и начал догонять врага. Но тот, как видно, заметил это, развернулся и пошел восвояси. Серов стал его преследовать. Но в это время навстречу ему попался другой самолет противника.
«Этого уж я не упущу!» Серов сделал глубокий вираж и помчался за бомбардировщиком. Он открыл огонь, но тут же увидел, как самолет врага изменил направление, проваливаясь вниз. Серов последовал за ним. Летчик, видно, был опытный, он делал замысловатые фигуры, уходя от преследования. Серов не отставал от него. Он так увлекся, что забыл обо всем, а когда посмотрел на бензомер, ахнул: стрелка дошла до нуля. Скорее домой! Но тут горючее кончилось, мотор заглох.
«Вот и все», — грустно подумал летчик и начал планировать. Где совершить посадку? Вспомнил службу на Дальнем Востоке, сопки, тайгу. Там он научился сажать машину в любых условиях.
И-15 коснулся земли, подпрыгивая и переваливаясь с боку на бок, он полез куда-то вверх и остановился. Серов осмотрел машину. Цела!
Но куда он попал, к своим или мятежникам? На всякий случай решил спрятаться. Но не успел сделать и сотни шагов, как его окружили люди. Это были крестьяне в черных блузах и черных же беретах, в полотняных туфлях на босу ногу, крепкие, плечистые, с коричневыми от вечного солнца лицами.
— Авиадор русо! — крикнул им Серов.
Радостная толпа окружила его, каждый из крестьян хотел пожать руку русскому летчику. Серов узнал, что, хотя мятежников не видно, линия фронта совсем близко, за холмом.
Летчик попросил горючего.
— Газалина, газалина, — говорил он, показывая на пустой бак.
Пожилой испанец сказал, что бензин достанут.
Когда стало совсем светло, Серов увидел, что сел он на узенькую площадку на краю обрыва. Это просто чудо, как он не свалился в овраг! Но что было теперь делать с истребителем? Если разобрать и везти па грузовиках, можно поломать — дороги плохие. А если попробовать взлететь отсюда? Говорят же старые летчики: главное — сесть, а подняться всегда сумеешь.
Смерил шагами расстояние до обрыва — триста метров. Машина оторвется.
Крестьяне вскоре привезли на ручной тележке целую бочку бензина. Через час машина была заправлена. Хорошо, что на борту есть баллон со сжатым воздухом. С его помощью можно запустить мотор.
Под руководством Серова крестьяне осторожно занесли хвост истребителя и развернули его. Можно лететь!
Тепло поблагодарив крестьян, Серов поднялся в самолет. Еще раз махнул рукой на прощание, вырулил, дал полный газ, и истребитель пошел на взлет. Через две-три секунды поднялся хвост, осталось оторвать машину от земли. Она уже пробежала половину площадки, а скорость еще мала. Впереди — глубокий овраг, невольно хочется потянуть ручку управления на себя, но это очень опасно: без скорости машина может свалиться на крыло и тогда — верная гибель. Вот уже кончается площадка, а скорость сто километров. Мало! Сто десять, еще немного — сто двадцать. Мелькнул обрыв. Самолет повис в воздухе.