— Рано или поздно, — говорил Эмилио, — я избавлю её от этого дефекта, который мне уже надоел. И она постоянно склоняет свою голову на правое плечо. Это признак тщеславия по Галлю, — делился наблюдениями Эмилио.
И с серьёзностью учёного, проделавшего много экспериментов, добавил:
— Кто знает, может, наблюдения Галля и не так ошибочны, как считается? Анджолина прожорлива, любит много и вкусно поесть, и горе тому, кто приберёт её к рукам!
Тут он бесстыдно лгал, так как ему нравилось смотреть, как она ест ничуть не меньше, чем как она смеётся. Брентани высмеивал все слабости, которые особенно любил в ней. Однажды он был очень взволнован, когда Анджолина, говоря об очень грубой и очень богатой женщине, подытожила всё сказанное восклицанием:
— Богатая? Тогда не грубая!
Так, привыкнув говорить по-разному с Балли и с Анджолиной, Брентани стал совмещать в себе две индивидуальности, которые спокойно жили одна рядом с другой и которые он не стремился объединить. По сути же он не лгал ни Балли, ни Анджолине. Не признаваясь в своей любви на словах, Эмилио чувствовал себя спокойно, как страус, верящий, что избежит охотника, не увидев его. Когда же, напротив, он оказывался с Анджолиной, то отдавал всего себя чувствам. Почему он должен был сопротивляться, уменьшая этим силу своих чувств и радость тогда, когда не было никакой опасности? Он действительно любил её! И Эмилио чувствовал в своей душе какое-то движение, походившее на отеческую любовь, когда видел её, такую беззащитную. А недостаток разума также являлся её слабостью и требовал ещё большей ласки и покровительства.
Они встретились на Марсовом Поле тогда, когда Анджолина уже рассердилась, не обнаружив там Эмилио, и собиралась уйти. Это был первый раз, когда он заставил её ждать, но виной тому были его наручные часы, обманувшие его. Когда же гнев Анджолины уменьшился, она призналась, что в этот вечер у неё был особый повод встретиться с ним и поговорить о странных событиях, случившихся в её жизни. Она взяла его нежно за руку:
— Я так много плакала вчера, — Анджолина вытерла слёзы, которые в темноте Эмилио не мог увидеть.
Но она не захотела ничего рассказывать, пока они не придут к уступу, и, шагая под руку, они поднимались по длинному тёмному переулку. Он совсем не спешил идти туда. Новость, про которую говорила Анджолина, не могла быть плохой, судя по тому, какой любящей была Анджолина в этот вечер. И он останавливался всё чаще, чтобы поцеловать её под вуалью.
Когда они пришли, Эмилио посадил Анджолину на низкую каменную стену, а сам прислонился слегка к её коленям и для защиты её от дождя, который не переставал идти уже несколько часов подряд, накрыл Анджолину собственным зонтом.
— Я помолвлена, — сказала она голосом, в котором чувствовалась сентиментальная нотка, сменившаяся сразу очевидным желанием рассмеяться.
— Помолвлена, — пробормотал Эмилио, который сначала не поверил её словам и даже захотел выяснить, зачем она соврала ему.
Он посмотрел ей в лицо, но в темноте смог разглядеть лишь её позу, наполненную сентиментальностью, которая уже исчезла из её голоса. Должно быть, она говорила правду. Зачем ей врать ему? Таким образом, они нашли того третьего, которого искали.
— Ты доволен? — спросила она ласково.
Анджолина была очень далека от понимания того, что творилось в этот момент в душе Эмилио, а он, к своему стыду, не произнёс тех слов, что жгли ему губы. Но как он мог симулировать радость, которую она ожидала! Его боль была столь неистова, что он понял лишь, что она напоминает ему о том, что раньше он любил её рассуждения о замужестве. Но тогда слова об этих планах из уст Анджолины ласкали ему слух, он развлекался этими разговорами, представляя себе их осуществление и последующее счастье. Но сколько планов прошло через его мозг, не оставив в нем и следа? В своей жизни Эмилио думал даже о краже, убийстве и изнасиловании. В этих мыслях он черпал смелость и силу, представляя себе результаты этих преступлений и безнаказанность прежде всего. Но потом, удовлетворённый этими мыслями, он опять успокаивался, приходя к пониманию того, что всё остаётся, как есть, и его совесть чиста.
Таким образом, Брентани совершал преступление, но никакого вреда от этого не было. А теперь, напротив, его фантазия насчёт Анджолины и её замужества превратилась в реальность, однако эта реальность имела совсем иной вид, нежели в его мечтах.
— И ты не спрашиваешь, кто будет моим мужем?
С неожиданной решительностью он поднялся:
— Ты его любишь?
— Как ты можешь задавать мне такой вопрос! — воскликнула Анджолина, действительно поражённая его словами.