Да, Эмилио ощущал себя намного счастливее теперь, когда мог насладиться уже сделанными успехами в отношениях с Анджолиной.
Очень скоро он её поцеловал. После первого импульса сразу сжать Анджолину в своих объятиях он теперь мог довольствоваться тем, что любовался ею и мечтал о ней. Но Анджолина понимала чувства Эмилио ещё хуже, чем он сам. И Эмилио рискнул погладить робко её по волосам — настоящему золоту. И он добавил, что тем же золотом являлась и её кожа, и вообще вся она. Таким образом, ему казалось, что он сказал ей уже всё, в то время как у Анджолины такого ощущения не было. Она вдруг приняла задумчивый вид и сказала про зуб, который у неё болел:
— Здесь, — она показала ему свой чистейший рот, красные дёсна, крепкие и белые зубы — ларец с драгоценными камнями, связанными и представленными настоящим мастером своего дела — здоровьем.
Он не улыбнулся и поцеловал этот рот, который она ему открыла.
Эта чрезмерная спешка не обеспокоила его, потому что она так шла ему на пользу, впрочем, он о ней и не догадывался. Эмилио, как один из тех, кто не знал настоящей жизни, вдруг почувствовал себя сильнее духом и посмотрел на все вокруг, что присутствовало при этом знаменательном событии, взглядом даже более безразличным, чем у самого отъявленного пессимиста.
Всё было хорошо. Луна ещё не появилась, но там, на море, они могли наблюдать переливчатое сверкание, которое блестело полученным от заходящего солнца светом. С двух сторон, наоборот, синева далёких мысов затемнялась уже наступающей ночью. Всё это было громадным и безграничным, и со временем менялся только цвет моря. У Эмилио создалось впечатление, что во всей этой великой природе только он один был живым и любящим существом.
Эмилио рассказал Анджолине о том, что знал от Сорниани, спросив наконец о её прошлом. Она сразу стала очень серьёзной и заговорила тоном, который подчёркивал всю драматичность их связи с Мериги. Покинутая? Не совсем верное выражение, потому что это она произнесла решающее слово, освобождающее Мериги от их обязательств. Правдой оказалось то, что Мериги с матерью всячески изводили её, давая понять всю ничтожность её значения в их семье. Мать Мериги (о, эта злая старая ворчунья, больная желчной болезнью) высказала Анджолине всё, что думала:
— Ты — наш позор, потому что без тебя мой сын мог бы найти себе ту, которую заслуживает.
И тогда по своей собственной воле Анджолина покинула их дом и вернулась к своей матери (она сказала это слово со всей сладостью испытываемых к ней чувств), и от душевных страданий вскоре заболела. Эта болезнь даже утешила Анджолину, так как в жаре забываются все печали.
Вскоре Анджолина захотела узнать, от кого Эмилио всё это услышал.
— От Сорниани.
Она не сразу вспомнила это имя, но потом воскликнула улыбаясь:
— Этот грубый жёлтый тип, который всегда ходит в компании Леарди.
Итак, она знала и Леарди, который только начинал жить, но уже отличался страстью к развлечениям и выделялся этим в городе. Мериги познакомил её с Леарди много лет назад, когда они все трое были ещё детьми и играли вместе.
— Я его сильно люблю, — заключила Анджолина с откровенностью, которая заставляла поверить всем её словам.
И даже Брентани, уже начинающий чувствовать беспокойство из-за этого опасного юноши Леарди, после последних слов Анджолины успокоился:
— Бедняжка! — сказал он, — честная и бесхитростная.
Не было ли лучше сделать её менее честной и более хитрой? Задавшись этим вопросом, Эмилио вдруг подумал, что было бы чудесно научить эту девушку.
Взамен любви, которую он от неё получал, он мог дать ей только одно — знание жизни и искусство пользоваться ею. Это был бы ценный дар, потому что эти красота и грация, направленные таким способным человеком, как он, в правильное русло, принесут ей возможность бороться со всеми жизненными трудностями. Таким образом, благодаря Эмилио Анджолина приобрела бы себе состояние, которое он не мог ей дать. Ему сразу же захотелось сказать ей об этой посетившей его идее. Эмилио перестал целовать Анджолину и любоваться ею и для обучения её пороку принял строгий вид учителя добродетели.
С иронией относясь к самому себе, этой же иронией утешаясь и ею же довольствуясь, Эмилио почувствовал жалость к Анджолине. Ведь она попала в руки такому человеку, как он — бедному в отношении денег и в отношении кое-чего ещё, а именно энергии и смелости. Потому что если бы он был смелым (и объясняясь в любви к Анджолине в первый раз так серьезно, его голос сильно изменился по причине сильного волнения); так вот, если бы он был смелым, то схватил бы свою блондинку в объятия, прижал бы её крепко к груди и понёс бы наперекор судьбе. Но Эмилио таких порывов не испытывал. О, бедность их обоих была вещью ужасной, она представляла из себя рабство, и он боялся за себя и за неё.