Макс полагал, что наделен природным обаянием; это заблуждение привело его к допущению, что похитителю он понравился. Казалось, еще немного – и удастся выторговать себе свободу. Макс не придал значения устной биографии Сцинка и счел его неуравновешенным, но относительно разумным изгоем – смурной душой, которую можно расположить к себе спокойным вдумчивым подходом. Умение завоевать клиента – конек специалиста по рекламе, разве нет? Макс полагал, что легкими беседами, бессмысленными анекдотами и время от времени шутками над собой он продвигается к намеченной цели. Сцинк явно вел себя спокойнее, если не сказать – безмятежно. Он уже три часа не включал шоковый ошейник, и это, с точки зрения Макса, обнадеживало.
И вот теперь одноглазая скотина по непонятной причине снова взбеленилась.
– Контрольный урок, – объявил Сцинк.
– По какой теме?
Похититель медленно поднялся, засунув пульт в задний карман. Обеими руками собрал косматые волосы и завязал в конский хвост – но над ухом. Потом вынул стеклянный глаз, плюнул на него и протер заскорузлой банданой. Макс встревожился еще сильнее.
– Кто раньше появился в здешних местах – семинолы или теквесты? [16] – спросил Сцинк.
– Э-э… Не знаю. – Макс крепче ухватился за ветку – даже костяшки побелели.
Сцинк вставил на место искусственный глаз и достал из кармана пульт.
– Кто такой Наполеон Бонапарт Бровард? [17]
Макс в отчаянии помотал головой. Сцинк пожал плечами:
– Как насчет Марджори Стоунмен Дуглас? [18]
– Сейчас, сейчас, подождите! – Макс нервно заерзал, ветка качнулась. – Она написала «Первогодок»!
Чуть позже он пришел в себя и понял, что лежит на мшистой земле, свернувшись, как младенец в утробе. Колени ободраны, шею и плечи саднило от электрошока. Перед носом стояли ботинки одноглазого. Раздался низкий громоподобный голос:
– Надо тебя убить.
– Не надо…
– У тебя хватило наглости приехать в такое место и не знать…
– Простите меня, капитан.
– …даже не потрудиться узнать…
– Я же сказал, что работаю в рекламе.
Сцинк взял Макса за подбородок.
– Во что ты веришь?
– Господи, да у меня же медовый месяц! – Макс держался из последних сил, чтобы не скатиться в бездну паники.
– Какие у тебя убеждения? Отвечайте, сэр!
– Не могу, – съежился Макс.
Сцинк горько усмехнулся:
– К твоему сведению – ты перепутал двух Марджори. «Первогодка» написала Ролингз, [19] а Дуглас – «Травяную реку». Думаю, теперь не забудешь.
Он промокнул кровавые царапины на ногах Макса и велел ему одеться. Самоуверенность дала трещину; Макс, как сомнамбула с артритом, натягивал одежду.
– Вы когда-нибудь меня отпустите?
Сцинк словно не услышал вопроса.
– Знаешь, чего мне в самом деле хочется? – спросил он, заново разводя костер. – Повидаться с твоей новобрачной.
– Это невозможно! – сипло выдавил Макс.
– О, нет ничего невозможного.
В потоке отребья, хлынувшем на юг в первые тревожные часы после урагана, находился человек по имени Гил Пек. Он рассчитывал выдать себя за опытного каменщика, выудить предоплату, какую удастся, и умотать обратно в Алабаму. Афера безупречно сработала с жертвами урагана «Хьюго» в Южной Каролине, и Гил Пек был уверен, что все получится и в Майами.
Он приехал на четырехтонном грузовике с платформой, на которую была навалена небольшая, однако на вид вполне достоверная куча красного кирпича, который Гил стянул с неохраняемой стройки в Мобиле – там возводили раковый корпус педиатрической больницы. Пек увидел по телевизору торжественную закладку первого камня. В тот же день он подъехал к стройке на грузовике, хапнул кирпич и двинул без остановок на юг Флориды.
Дело пока ладилось. Пек собрал почти две тысячи шестьсот долларов наличными с полудюжины горемык-домовладельцев, которым обещал вернуться в субботу утром с полным грузом кирпича. К тому времени он, разумеется, будет далеко на севере.
Днем он суетился с клиентами, а ночью рылся в руинах. Большая платформа выглядела вполне официально и не вызывала никаких вопросов. Даже после наступления комендантского часа национальные гвардейцы пропускали его через заграждения с мигалками.
Приноровившись к раскопкам руин, Гил Пек обнаружил много чего ценного, пережившего ураган. Опись навара от трудов за две ночи включала: тостер для рогаликов, тренажер «Стэйрмастер», серебряный чайный сервиз, три немарочные штурмовые винтовки, сотовый телефон «Панасоник», две пары мужских туфель для гольфа, килограмм гашиша в непромокаемой упаковке, медный канделябр, баллон от акваланга, золотое кольцо Университета Майами (выпуск 1979 года), полицейские наручники, коллекцию редкой финской порнографии, марионетку «Майкл Джексон», непочатый стограммовый флакончик обезболивающего «Дарвоцет», набор пластинок Вилли Нелсона в коробке, спиннинг «Лумис», птичью клетку и двадцать одну пару женских трусиков модели «бикини».
Гил Пек был счастлив, обследуя останки трейлерного поселка. Упругой поступью пробирался он по руинам вслед за желтым лучом своего фонаря. Стараниями Национальной гвардии, дорожных патрулей и городской полиции никто ему не докучал, и он спокойно мародерствовал теплой летней ночью в полном одиночестве.
Поэтому от того, что он увидел посреди площадки для шаффлборда, его алчное сердце затрепетало: огромная тарелка спутниковой антенны. Несомненно, ураган вырвал ее в поместье какого-то миллионера и забросил сюда на потребу Гила Пека. Осветив внешнюю сторону параболы фонариком, Гил обнаружил всего одну вмятинку, а так восьмифутовая спутниковая антенна была в превосходном состоянии.
Блин, я на верном пути, ухмыльнулся про себя Пек. За такую дуру можно легко срубить пару штук. Наверное, неплохо бы смотрелась и на его дворе за курятником. Он уже предвкушал халявное «Эйч-би-оу» до конца земной жизни.
Гил обошел антенну, чтобы посмотреть, нет ли дополнительных повреждений. Высвеченное лучом фонаря его потрясло – в чаше тарелки находился мертвец, распяленный и приколотый, как бабочка в коллекции.
Покойника протыкал конус принимающей трубки, но сотворил это зло не ураган. Труп распяли – руки и ноги были тщательно привязаны к обрешетке антенны. Тучный и лысый мертвец совсем не походил на Иисуса Христа, чей образ внушило Гилу Пеку строгое баптистское воспитание. Тем не менее зрелище обескуражило липового каменщика, и он едва не заскулил.
Пек выключил фонарик и присел на землю, пытаясь успокоиться. О тарелке речи уже не шло – теперь Гил собирался с духом, чтобы снять дорогие часы, которые углядел на левой руке распятого мужика.
Раньше он всего лишь раз прикасался к покойнику – когда целовал бабушку в гробу. Слава богу, что хоть глаза у мужика закрыты. Пек осторожно залез в тарелку, и та закачалась под двойным весом. Сунув фонарик в рот, он направил луч на золотые «Картье» мертвеца.
Сучья застежка не поддавалась. Дело осложнялось трупным окоченением – распятый мужик не хотел расставаться с хронометром. Гил Пек боролся с трупом, а тарелка, будто юла, лишь сильнее раскачивалась на стойке. У Гила кружилась голова, он все больше свирепел. Но едва наконец удалось просунуть перочинный нож под браслет на окоченевшей руке, мертвец звучно перднул – произошел посмертный выход газов. И ошалевшего от ужаса Гила Пека детонацией сбросило с тарелки.
17
Наполеон Бонапарт Бровард (1857-1910) – один из самых колоритных губернаторов Флориды (1905-1909). Оставшись сиротой, работал лесорубом, матросом, стал капитаном корабля, доставлял оружие кубинским революционерам. Выиграл губернаторские выборы, предложив земельную реформу, совет по высшему образованию и другие популистские программы. Перед смертью стал сенатором США.
18
Марджори Стоунмен Дуглас (1890-1998) – писательница, публицист, драматург, поэтесса. Много писала о Флориде.
19
Марджори Ролингз (1896-1953) – журналистка и писательница. Начала писать в шесть лет, за роман «Первогодок» (1936) удостоена Пулитцеровской премии. Выкуривала в день пять с половиной пачек сигарет, была подвержена депрессиям и запоям.