– Ну как же – того мужика. В трейлерном поселке. – Гил полагал, что копы гнались за ним, потому что обнаружили распятое тело.
Оказалось, что нет, и Гил сник окончательно. Надо было молчать в тряпочку, а теперь слишком поздно. С затонувшего грузовика вялыми медузами всплывали розовые и голубые трусики-бикини.
– Какой мужик, в каком поселке? – спрашивал офицер.
И Гил поведал о мертвеце, наколотом на спутниковую антенну. Подошел еще один полицейский, и Пек рассказал все заново, все так же пылко отрицая свою вину. Третий полицейский попросил показать, где тело, и Гил согласился.
Фельдшеры проверили мародера на предмет переломов, потом ему выдали полотенце и разместили в клетке патрульной машины. За руль сел крупный негр в «стетсоне». По пути в трейлерный поселок Гил разразился еще одним страстным монологом о своей невиновности.
– Если ты ни при чем, – оборвал его полицейский, – зачем удирал?
– Так ведь страшно, – содрогнулся Пек. – Видели бы сами!
– Не терпится взглянуть.
– Сэр, вы христианин?
Удивительно, подумал полицейский, как быстро наручники прививают набожность.
– Тебе зачитали права? – спросил он.
Гил Пек прижался лицом к сетке.
– Если вы христианин, то должны мне поверить. Это не я распял несчастного придурка!
Но Джим Тайл от всей своей христианской души надеялся, что это все же сделал Пек. Потому что иначе главным подозреваемым становился человек, которого он бы не хотел арестовывать ни за что на свете. Если бы у него был выбор.
9
Пока Макс делал два свои звонка, Сцинк досуже подслушивал. Телефонная будка стояла у парковки для грузовиков на Кроум-авеню, что на самом краю Эверглейдс. Разношерстные колонны прицепов с пиломатериалами, листовым стеклом и рубероидом потоком устремлялись на юг, в зону бедствия. Никто не задерживал взгляда на небритом субъекте в будке, хоть он и был в собачьем ошейнике.
Когда Макс повесил трубку, Сцинк сграбастал его за руку и повел к глиссеру, вытянутому на берег грязного канала. Он велел пленнику лечь в носу лодки, где тот и провел два часа, прижавшись щекой к вибрирующему корпусу. От воя авиационного мотора закладывало уши. Сцинк больше не пел, и Макс гадал, чем еще он рассердил похитителя.
Они сделали всего одну остановку. Сцинк ненадолго отлучился и вернулся с большой картонной коробкой, которую пристроил на носу рядом с Максом. Они ехали, пока не стало смеркаться. Когда наконец Сцинк вздернул Макса на колени, тот с удивлением обнаружил, что они снова в индейской деревне. Там они пробыли совсем недолго, и Макс не успел переговорить о возврате видеокамеры. Сцинк разжился в деревне универсалом, закинул коробку в багажник, а пленника пристегнул к переднему сиденью. Макаки видно не было. Спасибо и на этом, подумал Макс.
Сцинк натянул купальную шапочку и завел двигатель. Максу очень хотелось в туалет, но попроситься он не смел. Теперь он уже не был уверен, что сможет уболтать похитителя и выбраться на свободу.
– Что-то не так? – спросил Макс.
Сцинк бросил на него тяжелый взгляд:
– Я запомнил твою жену на пленке. Она обнимала двух кубинских девочек.
– Да, это Бонни.
– Красивая женщина. Ты снял ее крупным планом.
– Можно остановиться? – перебил Макс, ерзая на сиденье. – На минуточку.
Сцинк не отрывал взгляда от дороги:
– У нее доброе сердце. Это сразу видно.
– Святая женщина, – согласился Макс, засовывая руки между ног. Он решил, что скорее завяжет член галстучным узлом, чем обмочится перед губернатором.
– Почему она с тобой – не пойму. Просто загадка. – Сцинк резко затормозил. – Почему ты не стал ей сегодня звонить? Дружку в Нью-Йорк звонил, родителям в Милан, аж в долбаную Италию, звонил. А Бонни почему не стал?
– Я не знаю, где она. Этот автоответчик…
– Зачем наврал насчет ссоры?
– Не хотел, чтобы Питер беспокоился.
– Да уж, боже упаси. – Сцинк рванул ручник и, вылетев из машины, припал к асфальту. В свете фар он казался древним призраком.
Макс вытянул шею, стараясь разглядеть, чем он там занят.
Вернувшись, Сцинк бросил на сиденье рядом с пленником мертвого опоссума. Макс испуганно отпрянул. Через несколько миль Сцинк добавил к вечернему меню расплющенного грузовиком кнутовидного полоза. Макс вспомнил о своем переполненном пузыре, лишь когда они остановились на ночлег в опустевшей конюшне к западу от Кроума.
Лошадей, судя по всему, разметал ураган. Хозяева заезжали в конюшню забрать седла, фураж и наполнить кормушки, если вдруг какое животное вернется. Макс одиноко стоял в пахучем мраке и с облегчением извергал мощную струю. Появилась мысль убежать, но он боялся, что и одной ночи не переживет в этой глухомани. Вся Флорида южнее Орландо казалась ему огромным болотом, влажно кишащим беспощадными тварями. У одних когти и ядовитые клыки, другие гоняют на аэроглиссерах и питаются дорожной убоиной. Макс не знал, кто из них хуже.
Рядом возник Сцинк и объявил, что кушать подано. Макс прошел за ним в конюшню и спросил, благоразумно ли разводить костер прямо в стойлах. Сцинк ответил, что очень опасно, зато уютно.
Макса поразило, что даже четырехбалльный ураган не сумел истребить запах конского навоза. Но нет худа без добра – аромат лошадиных испражнений полностью нейтрализовал дух вареного опоссума и жареной змеи. После ужина Сцинк разделся до трусов и сделал двести приседаний, поднимая облако навозной пыли. Потом принес из машины картонную коробку и спросил, не желает ли пленник сигаретку.
– Спасибо, я не курю, – ответил Макс.
– Серьезно?
– Даже не начинал.
– Но ты же торгуешь куревом…
– Мы занимаемся рекламой. Только и всего.
– Ага, – сказал Сцинк. – Всего лишь реклама.
Он поднял с пола штаны и пошарил в карманах. Макс подумал, что Сцинк ищет спички, но оказалось – нет. Он искал дистанционный пульт.
Макс очнулся на полусгнившей соломе. Глаза разъезжались, горячо покалывало шею.
– Что я такого сделал? – спросил он, поднявшись.
– Ты ведь должен верить в то, что рекламируешь.
– Послушайте, я не курю.
– Мог бы научиться. – Сцинк вскрыл ножом картонную коробку. Внутри лежало с полсотни блоков сигарет «Мустанг». Максу не удалось скрыть тревогу.
– Как можно быть уверенным в продукте, – спросил одноглазый, – если не попробовать самому?
– Я еще рекламирую спринцовки с запахом малины, но сам же ими не пользуюсь, – угрюмо ответил Макс.
– Не дерзи, – живо откликнулся Сцинк, – а то мне еще что-нибудь в голову стукнет. – Он открыл пачку, щелчком выбил сигарету и вставил в рот Максу. Чиркнул спичкой о стенку стойла и поджег. – Ну?
Макс выплюнул сигарету.
– Это смешно.
Сцинк поднял намокшую сигарету и снова воткнул в перекошенные губы Макса.
– Выбирай, – сказал он, поигрывая пультом. – Дымить или дымиться.
Макс через силу затянулся и тотчас закашлялся. Он давился кашлем, пока Сцинк привязывал его к стойке.
– Такие, как ты, Макс, для меня загадка. Зачем вы сюда приезжаете? Почему так себя ведете? Отчего выбрали такую жизнь?
– Бога ради…
– Заткнись, а? Пожалуйста.
Покопавшись в рюкзаке, Сцинк достал плейер, выбрал самый сырой угол конюшни, уселся и надел наушники. Потом закурил нечто, похожее на косяк, хотя травкой не пахло.
– Что это? – спросил Макс.
– Жаба. – Сцинк сделал затяжку.
Через пару минут его единственный глаз закатился, голова свесилась на грудь.
Тем временем Макс Лэм дымил как заведенный. Временами Сцинк приоткрывал глаз и похлопывал себя по шее, зловеще напоминая об ошейнике. Макс курил и курил. Он заканчивал двадцать третью сигарету, когда Сцинк вышел из оцепенения и поднялся.
– Чертовски хорошая жаба. – Он выдернул сигарету из губ Макса.
– Меня тошнит, капитан.
Сцинк отвязал пленника и велел отдыхать.
– Завтра оставишь сообщение для жены и договоришься о встрече.