Хозяин провел гостя в маленькую кладовку и показал деревянный ящик. Внутри Авила разглядел мохнатого бурого зверя размером с собаку: глазки-пуговки, нос как у муравьеда и длинный тонкий хвост в черных кольцах.
– Это как бы енот? – спросил Авила.
– Коати. Из Юзной Америка.
Зверь заинтересованно пофыркал и сунулся бархатистыми ноздрями между реек ящика. Раньше Авиле не доводилось видеть столь причудливых животных.
– Сильный средство, – пообещал хозяин.
– Мне нужно что-то для Чанго.
– О, Чанго это любить. – Лукавый хозяин считал Авилу за придурка любителя, который ни черта не смыслит в сантерии. – Si, es muy bueno роr Chango. [66]
– Он кусается?
– Нет, друзисе. Видал? – Хозяин пощекотал коати влажный нос. – Как сеноцек.
– И почем?
– Семьдесят пять.
– Вот тебе шестьдесят, чико. Помоги затащить в машину.
У дома Авила увидел «бьюик», задом выезжавший на дорогу. Наверняка жена с тещей намылились на индейское бинго. Авила сделал им ручкой, они помахали в ответ.
Авила обрадовался: удачное совпадение, хоть раз никто не помешает. Он быстро втащил ящик в гараж и опустил дверь на электроприводе. Коати недовольно засопел. Из плетеного сундука Авила торопливо достал колдовской реквизит: потускневшие монетки, скорлупу кокоса, обесцветившиеся кошачьи ребра, полированные черепашьи панцири и старинный оловянный кубок. А в оцинкованном ящике хранилось последнее и, вероятно, самое мощное приобретение – огрызок кости злодея, который собрался распять Авилу. Возлагая большие надежды на кость, Авила благоговейно поместил ее в оловянный кубок, который вскоре наполнится звериной кровью.
Известно, что на закуску Чанго предпочитал сухое вино и сласти. Поскольку все происходило наспех, Авила смог предложить божеству лишь кувшинчик сангрии и упаковку слипшихся леденцов со вкусом зимолюбки. На цементном полу гаража он зажег три длинных свечи, установив их треугольником, в котором расположил алтарь. Коати затих. Авила чувствовал его взгляд сквозь рейки ящика. Может, догадывается? Авила отогнал эту мысль.
Последним из плетеного сундука появился самый важный атрибут – десятидюймовый охотничий нож с рукояткой из настоящего лосиного рога. Антикварный, сделан в Вайоминге. В бытность строительным инспектором Авила получил его как взятку – рождественское подношение левого кровельщика, надеявшегося, что серьезные дефекты в креплении стропил останутся незамеченными. Авила их и не заметил.
Он энергично заточил нож на оселке. Коати в ящике обеспокоился и зафыркал. Авила благоразумно прикрыл блестящее лезвие от глаз обреченного зверя. Затем ступил внутрь треугольника и вознес наскоро сочиненную молитву Чанго, надеясь, что божество поймет – времени в обрез.
Помолившись, Авила ломиком взломал рейки ящика. Жертвенный коати пришел в крайнее возбуждение. Авила поворковал, рассчитывая утихомирить, но тварь на уловку не поддалась. Зверь пулей выскочил из ящика и стал закладывать по гаражу бешеные круги; кошачьи кости разлетелись, две обрядовые свечи опрокинулись. Авила хотел усмирить зверя ломиком, но тот оказался проворен и увертлив. Как обезьяна, коати взлетел по железным полкам к потолку и, балансируя длинным хвостом, унасестился на балках подъемной двери, откуда урчал и скалил острые желтые зубы. Тем временем одна свеча закатилась под газонокосилку и подпалила бензобак. Ругаясь на чем свет стоит, Авила бросился в кухню за огнетушителем. Когда он вернулся, его ждала новая беда.
Дверь гаража была открыта, а на дорожке стоял женин «бьюик». Двигатель его урчал. Черт знает, почему жена вдруг вернулась. Может, решила хватануть из припрятанной банки деньжат на игру. Это уже было не важно.
Видимо, первой из машины вышла теща. Увиденное настолько ошеломило Авилу, что он на время забыл о горящей газонокосилке. По причинам, недоступным человеческому пониманию, ошалевший коати спрыгнул со своего гаражного насеста, вылетел на улицу и вскочил теще на голову. Теперь животное устраивалось в ее прическе – хрупком сооружении хромированно-оранжевого цвета. Авила всегда полагал, что теща носит парики, но теперь получил убедительное доказательство: фантастическая копна – явление натуральное. Теща с воплями металась по двору, судорожно молотя беса, усевшегося ей на голову. Коати верещал, вцепившись всеми четырьмя лапами. Никакой шиньон не выдержит подобного испытания, подумал Авила.
Жена заорала сразу на двух языках, чтобы он что-то предпринял, а не стоял, боже ты мой, столбом. Ломик не годился: один неточный удар – и теще конец. Потому Авила попытал счастья с огнетушителем и едва не в упор пальнул в непокорного зверя струей гидрокарбоната натрия. Коати рычал, огрызался, но странное дело – не желал покидать новообретенное гнездо. В суматохе пеной неизбежно окатило тешу, которая вцепилась в глаза и рванула куда-то, не разбирая дороги. Авила преследовал ее почти квартал, периодически стреляя короткими очередями, но старуха развила завидную скорость.
Авила сдался и затрусил обратно тушить пожар в гараже. Он выкатил обгоревшую газонокосилку во двор и залил пламя. Обезумевшая жена, распростершись на капоте «бьюика», голосила:
– Мамоцка, мамоцка! Сто ти сделал с моей мамоцкой!
Ее причитания перекрыл узнаваемый вой сирен – кто-то из соседей вызвал пожарных. Что за люди! Им-то какое дело? – кипел Авила, спеша к машине.
Едва он вставил в зажигание ключ, как окно с пассажирской стороны разлетелось вдребезги. Авила чуть не обмочился от испуга.
У машины с багровым лицом и ломиком в руке стояла взбешенная жена.
– Ти сряный ублюдок! – вопила она.
Авила вдавил педаль в пол и рванул прочь.
«О, Чанго, Чанго! – шептал, смахивая с колен осколки. – Знаю, я опять все изгадил, но не покидай меня. Только не сегодня!»
Проезжая по Норт-Ки-Ларго, Джим Тайл поражался метеорологической особенности: косил ураган довольно точно. Сметая все на своем пути, шторм пулей промчался по узкому коридору, но практически не затронул северную и южную части побережья. Августовские ураганы редко бывают столь любезными. Шторм разрушил дорогие курорты Океанского Рифа и проложил длинную просеку в мангровом лесу. А в двух милях южнее мангровые рощи стояли в пышной листве, и, глядя на них, не верилось, что поблизости бушевал убийственный шторм. Остался нетронутым и обветшалый трейлерный поселок: ни одно стекло не разбито, ни одно дерево не вырвано.
Феноменально, думал Джим Тайл.
Он разогнал «краун-викторию» до бодрящих девяносто пяти миль и ехал с мигалкой, но без сирены – на большой скорости огромный «форд» и сам свистел, как салютная ракета.
«Райские Пальмы» – зацепка, но не стопроцентная уверенность. Августин молодец, не растерялся и лихо провернул трюк с кнопкой перенабора. Возможно, бандит, напавший на Бренду, сейчас едет в черном джипе, Августин точно не знал. Они направляются в Рифы – а может, и нет. Могли оставить джип, но могли и сменить машину.
Единственная определенность – в машине Сцинк и туристка, подруга Августина. Обстоятельства и цель похищения неясны. Августин обещал ждать Джима в «Райских Пальмах», чему тот обрадовался. В одиночку на подвиги бросаются только в кино.
За Груперовой бухтой старая дорога с Океанского Рифа соединилась с шоссе №1 и стала четырехполосной. Транспорта прибавилось, и Джим Тайл сбросил скорость до семидесяти, искусно лавируя между огромными трейлерами «виннебаго» и прокатными легковушками. Обычно в это время заходящее августовское солнце становится пыткой для неопытных водителей, но сегодня горизонт на западе заволокло набрякшими тучами, которые медленно приближались, накрывая острова и море копотью сумерек. Над Флоридским заливом вспыхивали далекие молнии. Изящные предвестники ливня Джима не впечатлили – и по сухой-то дороге гонка представляла большую сложность.