Это было плохо, совсем плохо. В узких и коротких арбатских переулках они вычислят меня в два счета. «А с другой стороны, — подумал я, — терять мне нечего». И решительно свернул следом. Белая «волга» была впереди метров на сто, мелькнули тормозные фонари, и она нырнула налево. Я вдавил в пол педаль газа и потом резко затормозил в трех метрах от угла. Медленно высунул капот «Жоржа» вперед и успел заметить, что теперь «волга» уходит вправо. Я снова рванул вперед и ударил по тормозам, не доезжая угла. Руки у меня стали липкими, зубы сжимались сами собой. Я почувствовал, что долго играть в такие пятнашки не сумею. И тут с облегчением увидел на очередном повороте, что они становятся к тротуару.
Я мгновенно сдал назад, остановился и выскочил наружу.
Пересекая пешочком дорогу, я краем глаза видел, что оба вышли из машины и стоят перед дверью старого двухэтажного особняка. Я не просто шел, я медленнейшим образом прогуливался и поэтому, прежде чем угол противоположного дома скрыл их от меня, я увидел, как дверь особняка открылась, поглотив лысого Глобуса вместе с его лохматым спутником.
Так. Я привел в порядок нервы, торопиться стало как будто незачем. Выждав на всякий случай еще несколько минут, я двинулся к особняку. «Волга» чернявого стояла здесь не одна, а в компании. Вдоль тротуара выстроились десятка полтора «Жигулей», пара «мерседесов», «вольво» и «тойота» — все с частными московскими номерами. Я шел по противоположной стороне переулка и, когда до двери оставалось шагов двадцать, увидел над ней скромную вывеску: «КООП». А рядом трогательное название: «Кафе „РОСИНКА“». И ниже совсем уж небольшую табличку:
«Семейная гостиница „Уют“». Опустив глаза, я заметил, что на самой двери тоже имеется надпись. Выполненная на толстом листе меди, она производила впечатление отнюдь не временной, а, наоборот, намекала, что выполняет здесь постоянную функцию: «Мест нет».
Я перешел дорогу и остановился перед этой дверью. Обитая сталью, с квадратным окошком посередине, она больше напоминала вход в банк, чем в предприятие общепита. Поискав глазами, я обнаружил сбоку кнопку звонка и надавил на нее. Почти тотчас же открылось окошко. В нем показалось лицо, и лицо это мне не понравилось. Плоское, как будто по нему проехались асфальтовым катком, с приплюснутым носом, с узкими глазами под скошенным лбом, тонкими ломаными губами и тяжелым, как амбарный замок, подбородком.
— Чего? — коротко спросил меня обладатель всех этих замечательных черт.
— Командир, — сказал я, демонстрируя перед окошком зажатую в руке пятерку, — жрать охота. Я один, приткнусь там где-нибудь, а?
Ни один мускул у него не дрогнул, когда, даже не взглянув на деньги, он так же коротко ответил:
— Все занято, — и захлопнул окошко, чуть не прищемив мне пальцы.
Ай да кооперативное кафе «Росинка»! Знатного завело себе швейцара! Строг, неподкупен. Может, у него еще есть какие достоинства?
Я оглядел фасад особняка и только тут обратил внимание, что все до единого окна занавешены тяжелыми велюровыми шторами. Странный дом, странное кафе, странный швейцар. Метрах в двадцати по ходу чернела низкая арка, ведущая, вероятно, во двор. Если крепость не удалось взять фронтальным штурмом, попробуем обойти ее с тыла.
Двор был как двор. Во втором эшелоне стояла длинная, облупившаяся от времени четырехэтажка. Пара корявых дряхлых тополей. Скамейка с тремя старушками. Пустынные качели. Одинокий карапуз в центре песочницы. Идиллия. Вот если бы только и с этой стороны все окна не были плотно завешены…
Всякое кафе, рассуждал я, должно иметь задний вход для подвоза продуктов. Если это, конечно, кафе. Ну а если нет, тогда оно тем более должно иметь задний выход.
Передо мной были три двери. Но муки выбора я был лишен: подергав первые две, я убедился, что они заперты. Третья дверь открылась. Я осторожно просунул голову внутрь и увидел довольно мирную картину: штабеля ящиков с пустыми бутылками, какие-то металлические лотки, подносы и бидоны. Прямо передо мной уходила вниз, в подвал, крутая железная лестница. Слева за поворотом что-то шипело и гремело, оттуда пахло готовкой. Направо вел узкий, плохо освещенный коридор, из которого доносилась далекая, приглушенная музыка. Я решительней приоткрыл дверь, шагнул за порог, еще раз огляделся, принюхался, прислушался и выбрал путь направо.
Коридор оканчивался еще одной дверью. Я ее распахнул и попал в небольшой предбанник, что-то вроде комнатки вахтера с канцелярским столом посередине. За этим столом сидел, задрав на него ноги, молодой широкоплечий парень с розовощеким лицом. Следующая дверь была за его спиной. Я с ходу хотел обогнуть его, но не тут-то было. В мгновение ока он спустил ноги на пол и оказался передо мной. Росту в нем было не больше, чем во мне, но видневшиеся из-под коротких рукавов рубашки мускулы говорили, что это хорошо тренированный спортсмен.
— Куда? — спросил он, и я подумал, что здесь, как видно, весь персонал разговаривает исключительно односложными предложениями.
— На кудыкину гору, — ответил я как можно небрежнее, делая еще одну попытку обойти его с фланга.
Он отступил на шаг и вдруг ловким движением извлек из-под стола резиновую милицейскую дубинку. Я понял, что увертюра окончилась. Если это боксер или каратист, мне голыми руками с ним не справиться.
— Ты что, сынок? — сказал я миролюбиво и, не спуская с него глаз, шагнул вперед.
Мое миролюбие обмануло парня не больше, чем меня его розовощекость. Он широко взмахнул дубинкой и наверняка попал бы мне по голове, если бы я не отскочил в сторону. Обращаться с ней он, слава Богу, не умел. Будь она у меня, я б ему показал, чему нас в свое время учили. Но дубинка была в его руках, и он снова размахнулся и ударил. На этот раз я, наоборот, нырнул вперед, ему под локоть, оказался сзади и резким движением вывернул пареньку запястье.
Он взвыл от боли и выпустил свое оружие. «Нет, — подумал я, — не боксер и не каратист, а, скорей всего, какой-нибудь здоровяк футболист». Подхватив дубинку, я пнул его коленом под зад, он пролетел вперед и ударился о стенку. Но хорошей спортивной злости ему было не занимать. Развернувшись, он наклонил голову, бросился на меня и получил концом дубинки в солнечное сплетение. Глаза у него вылезли из орбит, он ловил ртом воздух. Я еще раз легонько толкнул его, и парень сел на пол.
Пока он приходил в себя, я порылся в ящиках его стола, нашел стопку чистых полотенец, одним крепко связал ему руки, другое заткнул в рот.
— Дыши носом, — строго посоветовал я ему, поднял за шкирку и выволок в коридор, где еще раньше заприметил что-то похожее на стенной шкаф. Открыл створки — точно, здесь хранились щетки и ведра. Запихнув туда розовощекого футболиста, который, впрочем, был в эту минуту отнюдь не розовощек, а может, был вовсе и не футболист, я продел в ручки шкафа дубинку, чтоб он ненароком не выбрался отсюда раньше времени. Потом я вернулся в предбанник, открыл следующую дверь и оказался в зале, где играла негромкая музыка, где был мягкий, притушенный свет, где безмятежно ели и пили несколько десятков человек.
Одернув куртку и пригладив волосы, я прошелся между столиков и с удивлением отметил, что меню в кафе «Росинка» могло бы дать фору интуристовскому ресторану. Чего стоил один молочный поросенок, обложенный всем многоцветьем грузинских трав, которого на огромном блюде пронес мимо меня шустрый официант! Мне, однако, было не до кулинарии. Глобуса здесь нет, и, хотя вон та красотка, что сидит в одиночестве за бутылкой шампанского, смотрит на меня откровенным призывным взглядом, с этим тоже придется повременить. Я попал сюда слишком экстравагантным способом, чтобы чересчур здесь задерживаться.
Пройдя через весь зал, я очутился в фойе. Направо — входная Дверь, возле которой спиной ко мне стоял, вероятно, плосколицый вышибала. Налево — широкая, устланная ковровой дорожкой лестница на второй этаж. Я стал подниматься по ней на цыпочках, чтобы не потревожить своего друга-швейцара.