Елена Сергеевна, кажется, говорила, что ее муж уехал дня на три. Было это в среду, а сегодня суббота. Что ж, он мог вернуться и в пятницу. Итак, необходимо позвонить Латыниным.
Я снял трубку и набрал номер. Подошла она. Первый вопрос, который я задал как бы между прочим: не нашелся ли Саша? Ответ отрицательный. А приехал ли Виктор Васильевич? Положительный. С ним можно побеседовать? Пожалуйста!
У Латынина был глубокий бархатный голос актера и мхатовское произношение.
— Лена рассказывала мне о вашем визите, — сказал он. — Я сам собирался разыскивать вас. Хорошо, что вы позвонили. Сегодня у меня, к сожалению, концерт. Если сможете, я готов завтра в любое время.
Мы договорились на час дня возле бассейна «Москва», куда он обычно ходит по воскресеньям. Распрощавшись, я подумал, что Маргарита Ефимовна не преминула бы, наверное, съязвить по поводу того, как Виктор Васильевич продолжает печься о своем здоровье и не желает менять привычек даже тогда, когда с сыном его случилось такое несчастье. И тут же поймал себя на том, что глубоковато вошел в образ Жильцовой: о каком, строго говоря, несчастье речь? Этого я не знал.
Я сидел за своим рабочим столом, покачивался в кресле и думал о том, что сегодня я дальше от написания материала, чем был даже в тот момент, когда четыре дня назад впервые подъехал к дому Кригера.
Дверь открылась от толчка ногой. Вошел Протасов с гранками в руках.
— А ты что здесь делаешь? — удивился он.
— Работаю. — Я вспомнил, что у него сегодня идет материал.
Он сел напротив и окинул меня ироническим взглядом, пошевелив пальцами возле головы:
— Работа мысли, да? Ты же у нас детектив, комиссар Мегрэ! Витька-шофер от тебя в восторге — вот это и есть твой контингент. Обожает читать, как ты там кого нашел, какой обличающий документ заполучил, загнал преступника в угол своими непревзойденными вопросами! Ну что ж, у каждого свой читатель…
— Злой ты, Валя, — сказал я.
Он сделал вид, что уткнулся в гранки. Сказал устало:
— Я не злой. Просто все это я уже кушал большой ложкой, а в результате не имею ничего, кроме хронического несварения желудка. Но тебе, дураку молодому, этого ведь не объяснишь.
— А ты попробуй!
Он поднял на меня глаза и покачал головой:
— И не подумаю. Ты молодой, здоровый жеребец, а я на десять лет тебя старше, но уже пожилой и больной. О чем нам разговаривать! Разве ты в состоянии меня попять? А когда станешь таким же, говорить будет поздно. Живи! Вон весна кругом, ты с Нинкой расстался, найди себе девушку, хорошую, нежную, прогуляй с ней всю ночь по Москве. Через десять лет такое тебе даже в голову не придет. Здесь-то ты хоть мне веришь?
Протасов снова уткнулся в свои гранки. Я подумал, что последний совет, пожалуй, действительно ценный и своевременный. И полез в блокнот искать телефон Воропаевой.
— Мне необходимо поговорить с товарищем директором, — сказал я служебным голосом.
— Да, я вас слушаю, — ответила она точно таким же.
— Девушка, что вы делаете сегодня вечером?
Она рассмеялась:
— А я уж начала волноваться: почему этот ловелас мне не звонит? Ну, нашел Латынина?
— Расскажу при встрече, — быстро сказал я.
— Но это шантаж!
— Что делать, если нет другого способа увлечь женщину, — вздохнул я. Ну так что?
— Я согласна, — тоже вздохнула она.
— Как насчет того, чтобы поужинать в Доме журналиста?
— Не поняла. Вы приглашаете меня в ресторан?
— Именно. Вас это удивляет?
— Нет, просто меня уже сто лет никто не приглашал в ресторан.
— Поразительное совпадение! Ровно столько и я никого туда не приглашал. В семь возле твоего дома, устроит?
— Да, — сказала она. — Постараюсь не опоздать.
Я положил трубку и весело посмотрел на Протасова:
— Валя, жизнь прекрасна!
— Что удивительно, — ответил он.
21
В отделе иллюстраций сидела одна Лика и, высунув от старания кончик тонкого языка, клеила какой-то заголовок.
— Чудеса трудового героизма, — сказал я. — Тебя надо за деньги показывать: стажер, который приходит на работу в субботу, когда в конторе одна дежурная бригада!
Лика старательно разгладила очередную букву и только тогда удостоила меня взглядом.
— Маэстро Громов, — сказала она, намазывая клеем следующую, — мой духовный вождь и производственный наставник, учит, что в области фотографии женщина может сравняться с мужчиной только путем усердия. Других шансов нет.
— А ты и поверила!
Она посмотрела на меня укоризненно:
— Обижаешь! Но — сделала вид…
— Вот я ему открою глаза на твое коварство.
— Бесполезно, — ответила Лика. — Маэстро все равно считает, что знает женщин лучше всех на свете.
— Кстати, где он?
— В лаборатории. Сейчас придет.
Вошел Феликс с пачкой фотографий и кинул их на стол:
— Можете полюбоваться на наших друзей. Фоторепортаж о дружеских встречах у Центрального телеграфа.
Я внимательно просмотрел все карточки, надеясь хоть где-нибудь на заднем плане увидеть человека, похожего на Марата. Но тщетно. Я сам не мог понять, зачем мне это нужно: ведь Сухов все равно запретил его разыскивать. Может быть, я просто хотел убедиться в его существовании, проверить наконец, не наврал ли мне официант. Но пожалуй, надо признать, что я, скорее всего, втайне жаждал повстречаться с ним вот гак, случайно, не нарушая данного Сухову слова. Сухов прав: я действительно не знал бы в этом случае, как поступить. Но я надеялся действовать по обстоятельствам.
— Какие у нас планы? — спросил меня Феликс. — Домой поедешь?
Я отрицательно покачал головой, и это движение, вероятно, породило одну идею.
— Слушай, Феликс, — сказал я, стараясь выглядеть озабоченно, — давно хочу посоветоваться с тобой в одном теоретическом вопросе. Как ты думаешь, можно приглашать в ресторан женщину, если она находится от тебя в служебной зависимости?
Громов посмотрел на меня подозрительно:
— В каком это смысле?
— Ну, если я ее начальник, а она, стало быть, моя подчиненная.
Феликс насупился, чувствуя подвох. Но я глядел на пего безмятежными глазами.
— Это кому ты начальник? — наконец спросил он. — У тебя ж никаких подчиненных нет.
— Ты не понял, Феликс! Это теоретический вопрос!
— Ах, теоретический! — воскликнул он, включаясь в игру.
Тогда так: зависит от дальнейших намерений. Одно дело, если… Тогда ни-ни! А когда просто… Это пожалуйста!
— Значит, с целью, например, поговорить в спокойной обстановке о производственных проблемах.
— Бога ради! — подхватил Феликс.
— Ну, вот и отлично, — сказал я. — Мы сегодня с одной дамой ужинаем в ДЖ. А ты пригласишь Лику и составишь нам, компанию.
Феликс вытаращил глаза, не зная, как реагировать.
— Странно, что никто не интересуется, удобно ли подчиненным женщинам принимать такие приглашения, — надув губы, сказала Лика. Но тут же добавила: — Хотя бы теоретически!
Я увидел, однако, что оба не слишком возражают.
Лика потребовала, чтобы ее непременно свозили на секунду домой переодеться, но, когда через сорок минут она спустилась к нам с невинным видом, Феликс не удержался от язвительного замечания: что-то насчет того, что его бабушка в Ликином возрасте вышла замуж за его дедушку, абсолютно не прибегая к помощи макияжа, и всю жизнь потом прекрасно себя чувствовала. На это Лика, вздернув презрительно напудренный носик, холодно ответила, что не собирается пока выходить замуж, но, когда соберется, обязательно пригласит Феликса в качестве консультанта.
Я проклял все и гнал как сумасшедший, но опоздал-таки на несколько минут. Светлана уже ждала нас на тротуаре у своего подъезда. На этот раз она была в строгом изящном темно-синем платье, с расчесанными на прямой пробор волосами. Одетая, накрашенная для вечернего выхода женщина, к которой еще не пришли, всегда выглядит чуть-чуть жалкой, как Снегурочка в общей очереди за бутербродами. Ах, понимаю, почему они опаздывают на свидания!