— Хорошо идет! Как вода.
— Приятного аппетита, — пожелал нам Горелов, подхватил свои подносы и испарился.
Мы взялись за еду. Громов ухаживал за Ликой.
— Ешьте, товарищ стажер, не беспокойтесь, это настоящее…
— Феликс, — сказал я, — налегай на пиво. Я за рулем, так что минимум пять кружек тебе, одну Лике.
— Понятно, — вздохнул он и оглядел стол. — Боюсь, Завражный тебе не оплатит таких расходов на сбор материала.
— Черт с ним, — ответил я. — Тут дело пошло на принцип.
Слушайте меня внимательно: через несколько минут мы с вами должны здорово начать пьянеть. Помните, главное — не переигрывать. Лика, считай внимательно все, что он приносит.
Они сыграли великолепно. Феликсу для этого много усилий не потребовалось: выпив несколько кружек, он действительно слегка окосел. Но Лика подыгрывала ему прекрасно. Он бормотал какие-то шутки — когда удачно, когда нет, но она в любом случае заливалась чересчур громким смехом, откидываясь на спинку стула. Я дождался момента, когда Горелов будет пробегать рядом, и уронил на пол со стола тарелку, которая хоть и не разбилась, но шуму наделала.
«Вторую» мы разлили опять при официанте, когда он принес шашлыки. Ее заправила водой Лика в дамском туалете и принесла в своей сумочке. Рука у Феликса, наполнявшего стаканы, была очень убедительно нетвердой.
Через два часа я решил, что момент настал. Дождавшись очередного появления Горелова в зале, я махнул ему. Он подошел.
— Кофе, мороженое и счет, — пробурчал Феликс.
— Посчитай нам, дорогушам — сказал я ласково и даже показал рукой в воздухе, как именно нам надо посчитать. — Только быстро, а то мы торопимся…
Горелов вынул из кармана форменной куртки блокнот и карандаш. Я изо всех сил старался даже не глядеть на него, но все-таки краем глаза видел, что карандаш порхает, как ласточка перед дождем.
— Двадцать восемь сорок девять, — сообщил он.
— Угу, — сказал я как можно равнодушнее и вроде бы полез в карман за деньгами. Но остановился и спросил, прищурившись с хитрецой: — А не врешь? Ну-ка, покажь, чего у тебя там написано?
Горелов улыбнулся моей пьяной подозрительности и поднес к моим глазам счет, где в графе «Итого» стояли, разумеется, цифры 28 и 49.
— Нормально? — спросил он весело.
— Нормально, — ответил я, отрывая листок с нашим счетом от блокнота. Иди погуляй пока.
Несколько секунд он еще стоял у меня за спиной, не зная, как реагировать на мою наглость, по так, видимо, ничего не решил и отошел в сторону. Я отметил, что он не убрался на кухню, как обычно, а остался у стены, внимательно за нами наблюдая. Мы все втроем склонились над счетом.
— Ассорти рыбных было два, — быстро сказала Лика, — а не три.
— Горошек по тридцать четыре копейки четыре порции никак не может быть два тридцать шесть, — подсчитал Феликс. — И вот тут еще…
Я же занимался главным: проверкой готового результата.
— Все, ребята, — сказал я, — вот вам ключи от машины, идите вниз. Дальше я сам.
Они ушли. Горелов проводил их глазами и неуверенно двинулся ко мне.
— Садись, — сказал я ему. — Поговорим.
13
Итак, в прихожей квартиры Латыниных у меня зародилась некая мысль. А когда хозяйка, женщина в бигуди, похожая на медузу Горгону, провела меня в гостиную, мысль моя обрела окончательную форму. Ибо квартира эта была скорее похожа на музей.
— Слушаю вас, — сказала Елена Сергеевна, а я все не мог оторваться от потрясающих бронзовых часов с амурами, психеями, панами и еще бог знает чем. Даже мне, профану, было понятно, что они страшно старые и поразительно тонкой художественной работы.
Проследив за моим взглядом, Елена Сергеевна снисходительно улыбнулась:
— Виктор Васильевич всю жизнь собирает антиквариат, это его главная страсть. Он ведь чтец, ему часто приходится разъезжать с концертами по разным городам, и всюду он что-нибудь отыскивает. Правда, сейчас с этим стало так трудно… По-моему, у чтецов это профессиональная болезнь. Вы знаете, наверное, Смирнов-Сокольский собирал книги, а Виктор Васильевич…
Она обвела комнату рукой.
— Вот эти часы, на которые вы обратили внимание, по некоторым сведениям, принадлежали самому Наполеону, их якобы отбили у арьергарда наполеоновской армии платовские казаки в двенадцатом году. Но я не верю! Про всякую приличную вещь говорят, что она была никак не меньше, чем у Наполеона, Павла или Людовика. Виктор Васильевич купил их лет пятнадцать назад у какого-то забулдыги в Костроме, отмыл, подреставрировал… Да, так мы отвлеклись. Вы говорите, что пришли насчет Саши?