Она окинула меня задумчивым взглядом и ответила нехотя, словно я вынуждал ее признаться в собственном грехе:
— Причина та же, что для всех прочих азартных игр: надежда выиграть.
— Ну, азартные игры не сегодня придуманы, — продолжал я настаивать. А ведь вы говорите, это только недавно началось. Не в «ножички» же играют, не в «слона», не в «молчанку»… Может быть, это и среди взрослых так же распространено? — повернулся я к Гольбе.
Он отрицательно покачал головой.
— У нас в республике за азартные игры на деньги предусмотрена уголовная ответственность. Но наступает она только с шестнадцати лет.
— Так в чем же причина? — снова спросил я у учительницы. И добавил, пытаясь скрасить свою настырность улыбкой: — Извините, профессиональная привычка — желание обязательно докопаться до корней.
Циала Абасовна молчала, опустив глаза. Я видел, что ей тягостен этот разговор.
— Причина… — сказала она наконец. — Я ведь не социолог, всего лишь учительница… Вам, приезжему, это, наверное, трудно будет понять, но у нас, на юге, встречаются люди, которые не считают нужным скрывать, что у них есть деньги. Много денег. Потому что, кажется им, деньги и нужны для того, чтобы другие люди видели, как их у тебя много… Я вам не буду сейчас говорить, что они позорят нашу республику, что из-за таких, как они, чуть не каждого грузина, абхазца, свана, мегрела заведомо считают жуликом и подпольным миллионером. Я вам только скажу, что не все у нас такие. Что других гораздо больше. Тех, кто строит дома, пашет землю, работает на заводе! — Она подняла на меня гневный взор, на щеках ее горели два пунцовых пятнышка. — Вам я это могу объяснить, детям — нет. Когда у одного отец, как у Зазы, крановщиком работает, а у другого…
— Директором мясокомбината, — тихонько подсказал с ироничной усмешкой Гольба.
— Да, — с вызовом согласилась она. — И этот самый директор, между прочим, не за решеткой сидит, а в своем кресле, процветает и благоденствует. И сыночек его с первого класса ходит с японскими часами, а к пятнадцати годам у него есть все: мопед, моторка, импортный магнитофон. И карманные деньги. Я ответила на ваш вопрос?
— Не совсем. — Я пожал плечами. — Мне неясно только, зачем играет сын директора мясокомбината?
Циала Абасовна посмотрела на меня в упор и горько усмехнулась.
— У нас так говорят: беден не тот, у кого ничего нет, а тот, кому мало того, что у него есть…
— Ну хорошо, — прервал нашу философскую беседу Зураб. — Меня, например, сейчас другое интересует: по каким правилам они играют, на что, какие ставки?
— Правила простые — дальше некуда. И это самое отвратительное, устало ответила учительница. — Потому что даже здесь им не приходится думать, напрягать мозги. Кидают две костяшки по очереди, у кого больше, тот и выиграл. А на что играют… Началось вроде бы с пустяков. Знаете, есть такой польский, кажется, журнал — «Стадион»? В нем перед прошлым футбольным чемпионатом печатали коллективные портреты знаменитых сборных команд. Ну, мальчишки у нас все помешаны на футболе, покупали журналы в киосках «Союзпечати», вырезали картинки, вешали на стенку. Потом одно время все про них забыли, а тут вдруг вспомнили опять — и началось. Сначала менялись ими, потом стали менять картинки на футбольные мячи, на книжки, да мало ли на что! А потом стали и продавать. Закон рынка: спрос определяет предложение. У меня волосы дыбом поднялись, когда я первый раз услышала эти цены: по тридцать, по сорок рублей за картинку! Ну, разумеется, больше всех картинок оказывалось у тех, у кого больше денег. Вернее, кому больше денег доставалось от родителей. Короче, при продаже один получал картинку, другой — деньги. Но обоим хотелось и деньги, и картинку. Вот тут, кажется, и началась игра в «зари»…
— С кем играл Заза? — спросил Гольба.
Она пожала плечами.
— У меня в классе восемнадцать мальчиков. И половина, по-моему, этим занимается. За всеми ведь не набегаешься: сидят где-нибудь в углу на заднем дворе, а подойдешь — раз, и кости у кого-нибудь из них в кармане!
— Одного хотя бы назовите, — попросил Гольба. — А уж мы от него об остальных узнаем.
— Пожалуйста. — Она снова пожала плечами, всем своим видом выражая неверие в успех этой затеи. — Например, Гоча Ахуба. Только вряд ли он вам про других что-нибудь скажет. Пять лет твержу им, что сказать правду далеко не всегда значит совершить предательство…
— И как результат? — не удержался Зураб.
Циала Абасовна тяжко вздохнула.
— Увидите сами…
Губа не дура