— Ну и чем?
— Хороший был парень, — ответил Каличава, возводя очи горе, — но беспутный. Сколько раз я ему говорил: брось это «зари», не доведет тебя игра до добра. Нет, не послушал он меня…
— Всё? — выдержав паузу, холодно осведомился Епифанов.
— Всё, — с тем же хитрым прищуром ответил Каличава.
— И ты думал всерьез — бух, бух, — что мы за этим к тебе приедем, да еще Котэ с собой возьмем? — возмущенно вскричал Кантария.
Но Епифанов досадливо остановил его:
— Погоди, Нестор. Все он прекрасно понимает. — И вдруг заговорил несвойственным ему скучным голосом: — Гражданин Каличава, вы подтверждаете свое вчерашнее заявление, что, если органы милиции не найдут убийцу, вы сделаете это сами, чтобы отомстить за своего родственника Зазу Квициния?
— Я? Какое заявление? Где? Кому? — замахал руками Каличава, а в глазах его сверкала откровенная издевка.
— У вас так, кажется, говорят: репейник растет на скале, а слух на площади, — продолжал спокойно Епифанов. — Хорошее место выбрали вы, гражданин Каличава, для своего заявления — колхозный рынок, мясные ряды. Сегодня о нем уже половина города знает.
— Зачем тебе это понадобилось? — сурово спросил Кантария.
Но Епифанов издевательски-вежливо продолжал, не дожидаясь ответа:
— Если бы вам, гражданин Каличава, и впрямь пришла в голову безумная идея кому-то мстить, то, думаю, вы бы о ней на каждом углу не кричали. Но если, гражданин Каличава, вам что-нибудь известно про убийцу Квициния, а вы молчите, предполагая использовать это в своих целях — например для шантажа, то вы ведь законы не хуже нас знаете. Мы свое образование пять лет получали, а вы, если память мне не изменяет, все двенадцать, а? Ну а если, гражданин Каличава, вы просто-напросто решили на этой печальной истории авторитет себе заработать среди определенной части населения, и особенно молодежи, то должен предупредить, что мы этот авторитет постараемся в два счета развеять. Как опять же у вас говорят: куда бы лиса ни шла — хвост за нею.
Епифанов поднялся во весь свой огромный рост, расправил богатырские плечи и посмотрел на Каличаву презрительно.
— Ишь абрек нашелся!
Каличава тоже вскочил, тонкие губы его ходили ходуном, от бешенства побелел кончик носа. Видно было, что теперь слова Епифанова задели его по-настоящему.
— Посмотрим, посмотрим, гражданин начальник, — забормотал он лихорадочно и вдруг закричал: — У нас еще так говорят — змею рукою глупца ловят!
Когда мы сели в машину, я спросил Епифанова, что это за «дешевый авторитет», про который он говорил. Никита ответил:
— Лет пятнадцать назад Каличава сколотил банду. Занимались тем, что вымогали деньги у людей, которые тоже добыли их преступным путем, в основном в торговле, в сфере обслуживания. Те, конечно, в милицию сами не могли заявлять и платили Каличаве, потому что боялись. А боялись потому, что Каличава сумел создать о себе такое мнение: дерзкий, бесстрашный, но главное — если пригрозил что-то сделать, сделает обязательно. Вот это и есть его «авторитет».
— А как он попался?
— Один армянин отказался дать ему деньги. Это было самое страшное для Каличавы: сегодня один откажется, завтра все. Ему надо было поддержать свой «авторитет». Они с двумя дружками приехали к армянину на дачу ночью, избили его, жену и детей выгнали на улицу, а дачу сожгли. Они думали, армянин не захочет жаловаться, потому что его спросят, откуда у него столько денег, но тот был так зол на Каличаву, что пошел в милицию. А на следствии Каличава первым делом заложил своих дружков. Я ему сегодня на это и намекнул, то-то он взвился! В общем, тип мелкий, но подлый. И поэтому опасный.
— А не может он все-таки начать мстить? — спросил я на всякий случай. Ответил Нестор:
— Кровная месть — обычай наших предков. Сейчас, слава богу, такое почти не случается. Да и не тот он человек — лезть в петлю из-за двоюродного племянника.
Всю оставшуюся дорогу я размышлял над словами Каличавы. Что это могло значить: змею рукою глупца ловят?
Заблудшая овечка
Гольба чуть не налетел на нас в коридоре.
— Вот здорово, что вы приехали! Пошли ко мне в кабинет, там мамаша Квантаришвили с сыночком сидит, требует, чтоб ей отдали деньги.
— Какие еще деньги? — удивился Епифанов.
— Пошли, сам увидишь.
Я вспомнил, что Гено Квантаришвили был одним из тех пяти ребят, с которыми, по словам Ахубы, играл Заза. Кажется, это у него отец работает заведующим производством в хинкальной.
На стуле перед Зурабовым столом сидела и старательно выводила что-то на бумаге огромная костлявая женщина с растрепанными седыми волосами. В углу комнаты, не замеченный мною в первый момент, маялся кудрявый мальчишка, толстоносый, толстогубый и волоокий, похожий на заблудившуюся овечку. Когда наша компания вошла, женщина, отложив ручку, поднялась и сходу, видимо по росту определив в Епифанове старшего, обратилась к нему с речью. По-русски она говорила плохо, к тому же волновалась, путала слова, иногда переходила на родной язык, тогда Кантария ей помогал. Общий смысл речи сводился к следующему.