Резкий дребезжащий звон запрыгал в мутном Зазеркалье. И почти сразу, будто неизвестный только того и ждал, послышался звук открываемой двери. В коридор выпала полоска света, прошелестели легкие шаги и замерли по другую сторону стекла.
— Вы к кому? — спросил робкий женский голос.
— Мы, гражданочка, из милиции, — солидно ответил Сухов. Осмыслив эту информацию, язычок замка удовлетворенно цокнул.
— Здравствуйте, — сказал Сухов, просовывая в образовавшуюся щель руку с удостоверением.
— Ой, заходите, заходите, — запричитала женщина и сразу повернулась к нам спиной. как будто утратив всякий интерес. — Вот ведь дела у нас, дела…
Я с облегчением увидел, что свет исходит из квартиры № 128, прямо напротив кригеровской. Мы с Суховым следовали за женщиной по пятам и как-то так всей компанией прошли в открытую дверь, хотя никто нас гуда не приглашал. В прихожей женщина наконец повернулась, дав себя разглядеть. Разглядывать, собственно, было нечего: вся она походила на маленькую серую мышку с худой невыразительной мордочкой, на которой выделялись только глазки, юркие, острые, горящие совсем не мышиным огнем.
— Кругляк Анна Тимофеевна? — спросил Сухов, демонстрируя отличную осведомленность.
— Так точно, — неожиданно по-военному ответила мышка. Тут в прихожую открылись еще две двери, и появились: толстый дядька в штанах армейского образца, в майке, перекрещенной подтяжками, как пулеметными лентами, и толстый школьник, не успевший еще снять пионерский галстук. В нем я сразу признал одного из вчерашних мальчишек.
— Кругляк Дмитрий Михайлович? — спросил Сухов, продолжая поражать эрудицией. — А это, вероятно, Кругляк Михаил?
Оба кивнули. Но Сухов уже оставил их.
— Вы что же, Анна Тимофеевна, всегда выходите, когда звонят в соседние квартиры?
Та, кажется, слегка потерялась. Забормотала:
— Так ведь… Известно же… Я думаю, кто?.. Звонок у них очень громкий? — Она нащупала почву под ногами. — Супруга-покойница у них глуховата была — вот и приспособили!
— А вчера, — спросил Сухов, — в это же время вы были дома?
— Была.
— И никто к вашему соседу в дверь не звонил?
— Никак нет!
— Это точно? — настойчиво спросил Сухов.
— Ну я-то, слава Богу, не глухая! — обиделась она. Я толкнул легонько Сухова в бок, показывая глазами на ее сына. Он сразу все понял.
— А теперь, молодой человек, — сказал Сухов, обращаясь к Кругляку-младшему, которого, как, впрочем, и старшего, вполне можно было бы называть «кругляком» с маленькой буквы, — нам необходимо побеседовать с вами.
Буквально через пять минут мы знали все. Они с Димкой Корякиным сразу после уроков побежали сюда, к Круглякам, потому что он. Мишка, поймал во дворе редкого жука-дровосека и завернул его в бумажку, а он там все время шуршал, и они боялись, что сбежит, а им хотелось поскорее добавить его к Мишкиной коллекции, то есть добавить хотелось Мишке, а Корякину хотелось посмотреть, как жука будут пришпиливать булавкой к доске. В процессе рассказа нас пригласили в комнату младшего Кругляка и в качестве вещественного доказательства продемонстрировали всю коллекцию проткнутых булавками насекомых. Жук-дровосек действительно выглядел самым свежим экспонатом.
Так вот, на площадке шестнадцатого этажа они увидели Кригера. Кригер был один. Они вышли из лифта, а он вошел.
— Миша, — задушевно спросил Сухов, — а не заметил ты случайно, на какой этаж он нажал?
— А он не нажимал, — ответил Миша.
— То есть как это?
— Очень просто. Я сам нажал ему на первый. Нажимаешь, а сам никуда не едешь, понимаете? Я всегда так делаю, мне все соседи разрешают, спросите кого хотите.
— А что Кригер? — не выдержал я.
— Ничего, — удивился Мишка. — Улыбнулся — и все…
Я представил себе Кригера, который улыбается мальчишке-соседу, а двери автоматически закрываются перед его улыбкой. Потом я попытался вспомнить, была ли улыбка на лице у Кригера, когда мы увидели его на полу лифта. Но не смог.
7
Пришел Вадик с двумя понятыми и элегантной, ухоженной женщиной лет сорока, которую представил нам как управдома товарища Соколову. «Товарищ Соколова, познакомьтесь…» «Товарищ Соколова, пройдите сюда…» Все это Вадик говорил с очень серьезным видом, отчего мне показалось, что его тоже забавляет этот контраст между формой и содержанием.
Мы вышли на площадку. Квартиру Кригера еще вчера опечатали, и бумажная полоска белела на двери, как стерильная повязка. Управдом товарищ Соколова, привычный санитар, с треском поддела ее лакированным коготком, и мы всей гурьбой ввалились в прошлое.