В центр выбежала старуха и упала прямо под ноги солдату.
— Отпустите моего мальчика! Он болен, он не ведает, что творит! — запричитала она, сжимая в белых сморщенных кулаках длинный плащ стражника.
Гул быстро нарастал, будто на площадь влетел рой злых ос. Никто не хотел внять словам плачущей старухи, а наоборот — все больше агрессивных фраз слышалось отовсюду. И в момент, когда положение паренька показалось совсем безнадежным, он вдруг завизжал писклявым девчачьим голосом:
— Это сделал не Зюзя, это сделал другой!
Казалось, все только и ждали, что парень начнет рано или поздно оправдываться, быстро заглушили недовольным ревом его слова. Никто не собирался ему верить. Скорее, многие испытывали удовольствие от того, что их гнев, наконец-то, обрел цель.
— Зюзя видел, кто палил!
Ведьмачка, приникшая вдалеке от толпы, вмиг сжалась в комок, внутренне натянулась, как струна. Больше всего она хотела услышать дальнейшие слова Зюзи. И боялась — еще больше.
— Черный всадник! На большом коне! Потрогал рукой крышу хаты, и крыша загорелась!
Паренек еще не договорил, как люд на площади взорвался громким негодованием.
— Вранье!
— Бред недоумка!
Старуха протяжно завыла, в плаче сгорбившись низко над землей. Зюзя задергался, нелепо пытаясь вырваться из мертвой хватки двух детин.
— Отрубить ему руки! — пробасил кто-то недалеко, и, к ужасу паренька, островитяне одобрили предложение возбужденными возгласами.
Ведьмачку же одолевало безумное облегчение, смешиваясь с нарастающим страхом. Услышав о всаднике, она не перестала считать себя виновной в трагедии, зато убедилась, что не имеет разрушающей способности испепелять что-либо во сне. Зато теперь стало понятно, что король открыл настоящую охоту за ней, не брезгуя самыми мерзкими и коварными методами.
А тем временем, все больше желающих вызывалось осуществить идею с отрубленными руками для Зюзи. Парень больше ничего не мог вымолвить в свою защиту, бешено вращал косыми глазами и заламывал худые руки под грязную рубаху.
— Постойте! — вдруг выкрикнула Цири, сама от себя не ожидая такой смелости, — я тоже видела всадника!
В конце концов, это была почти правда. Внимание островитян тут же переключилось на девушку. Паренек с надеждой выпучил безумные глаза, старушка неверяще оглядывалась по сторонам, не отпуская плащ стражника.
— Ты еще кто такая? — послышалось чье-то громкое возмущение.
И на что она рассчитывала? Неужели, правда, подумала, что к ней — к приблуде — кто-то прислушается? Но промолчать, зная правду, не позволяла совесть. И как теперь выйти из ситуации, сохранив инкогнито, представлений не было. Не зная, что же сейчас делать, она просто опустила глаза вниз. Но тут послышался другой взволнованный голос:
— А я ее знаю! Это она вчера спасла малявку булочника!
Горе, постигшее сегодня остров, стерло из памяти людей все события вчерашнего дня — мало кто помнил происшествие с повозкой и маленькой девочкой. Однако, на лице некоторых проявилась тень догадки, и в толпе пошли шепотки — почти не слышные на фоне криков тех, кто требовал сиюминутной казни.
— Значит, так! — рявкнул другой солдат, который незаметно вышел в центр минутой ранее. Красивый мех на его плаще свидетельствовал о принадлежности воина к высшему солдатскому чину. Похоже на то, что это был командир стражи. — Самоуправства тут не будет! В его виновности, али невиновности, будет разбираться суд. А до тех пор пусть сидит в темнице. И никого к парню не пускать!
Казалось, все разом забыли о Цирилле: у каждого нашелся свой комментарий насчет решения командира, а Зюзя жутко обрадовался перспективе еще пожить с обеими конечностями. Воспользовавшись случаем, ведьмачка развернулась и быстро пошла прочь. Все, что было в ее силах, она для паренька сделала.
Кровь кипела ненавистью, глаза застилала красная пелена. Гневное безумие гнало вперед, побуждало к действию. Вся эта история с Охотой зашла слишком далеко, и с ней нужно было заканчивать.
Цири шла очень быстро, горожане, попадающиеся навстречу, провожали равнодушным взглядом. Какое им дело до ее страхов? Какое им дело до чужих кошмаров, когда своих хватает сполна?
Ведьмачка толком не знала, что собирается делать. Стремительно шагая дальше, она тешила себя иллюзией какого-то действия, но дорога вела в никуда. Можно затеряться в еловом лесу, открыть там портал, чтобы очутиться в другом месте, и там снова открыть врата для перехода в другой мир. Действительно, можно было бегать, словно мышь, по дырам и углам вселенной, пока ее не словят и не раздавят.
Или прекратить это делать. Дать поймать себя в ловушку и укусить больно, когда никто не будет ждать.
И вот пустынный еловый лес. С земли подымается сырость, просачивается в легкие, тело дрожит от холода и твёрдой решимости сломить ход истории прямо сейчас.
Цирилла извлекла меч, крепко сжала в руке, чувствуя его приятную тяжесть. Закрыла глаза. Представила, как клинок густо окрашивается кровью, проходит насквозь в ненавистное сердце, жадно, одним взмахом отбирая у Него жизнь. Не поднимая век, она открыла портал и, чувствуя губительное возбуждение, ступила в мерцающее ничто.
Портал позади захлопнулся. Веки осторожно приоткрылись, в ожидании увидеть, например, городские башни Тир на Лиа, но ее ждало разочарование. Ни башен, ни других построек здесь не было. Просто каменная пустыня без признаков жизни, как и без признаков пребывания здесь Красных всадников. Да и, кажется, она уже бывала тут, путешествуя по случайным мирам.
Что ж, стоило признать, привязка к конкретному человеку не дала результата, маршрут оказался неверным. Не помогла и привязка к месту. Ни один из зрительных образов, связанных с королем, не позволил приблизиться к нему. Оставался только один последний вариант, но прибегать к нему она не решалась.
«К Эредину!» — вслух прошипела девушка, теряя самообладание перед открытием нового портала. Блестящий план терпел крушение с самого начала — с попыток найти своего преследователя. И, в очередной раз оказавшись черт знает где, Цири обессиленно опустилась ягодицами на землю, с досадой признав, что этому замыслу не суждено осуществиться. Выходит так, что Эредин мог найти ее в любой момент, а она его — нет.
В последнем мирке было тихо и спокойно. Луг, выкрашенный в оттенки лилового, пылал в лучах заходящего солнца, а ветер нежно касался высокой травы, превращая всю долину в живое цветочное море. Уставшая от частых переходов, Цири осторожно легла в траву, позволяя той обнять себя щекотно и ласково. Нагретый ароматный воздух дарил обманчивое ощущение легкости, умело заглушая гнев и страх. Но полностью избавиться от них не удавалось, ибо корень их сидел глубоко, вился червем под сердцем.
В голове навязчиво крутились мысли о том, как же королю дважды удалось ее отыскать. Бесспорно, использовался один и тот же механизм — что в первом, что во втором случае. Появлению Эредина оба раза предшествовал сон, сюжет которого вгонял в краску, несмотря на всю ненависть, испытываемую к преследователю. Можно было презирать его сколько угодно, но глупо отрицать пугающий эмоциональный всплеск от этих ночных видений.
Похоже, ключ к разгадке прятался именно во снах, но они ничего говорили о том, как использовать эту связь в обратном направлении, о том, как ей выйти на короля.
Выходит, что другого выхода нет — необходимо снова впустить Эредина в голову и позволить себя найти. Цирилла была уверена, что бы она не увидела снова во сне, ничто не выведет ее из себя, не заставит проснуться злой и несчастной. Не после того, как Его силами были убиты столько людей на Скеллиге.
Через некоторое время на землю опустились холодные голубоватые сумерки. Ведьмачка не решалась уснуть. Когда придут видения, пути обратно не будет. Скорее всего, она проснется в окружении Дикой Охоты, и тогда придется пойти по той дороге, что ведет к погибели одного из них — Охотника или Ласточки. Хотя сама прекрасно понимала, что уже идет по этой дороге с тех пор, как искреннее возжелала смерти своего врага. Значит так тому и быть, пора закрывать глаза.