— Пытками?.. — она ахнула. — Я не буду его пытать!
— Конечно, не будешь. Пытки — дело палача. А вот смотреть на это тебе придется.
— Нет!
— Да. И не спорь.
— Нир уважаемый и влиятельный человек, не какой-то там убийца или преступник!
— Он был уважаемым человеком, пока не продался.
— Мы же не знаем этого точно!
— Вот и узнаем.
— Но…
— Прекрати! — каудихо взмахнул руками, затем страдальчески воздел глаза к потолку. — Лед вершин и глубин, даже моя дурочка-Данеска никогда не была так наивна!
Данеска… его дочь… она же при смерти.
Да что за человек этот каудихо? С дочерью беда, а он думает только о государственных делах!
— Надеюсь, с твоей дочерью все будет хорошо… — осторожно сказала Джефранка. — Я слышала, что она больна… Мне жаль.
— О, уже не о чем жалеть и не о ком, — воскликнул Андио Каммейра.
Да что такое он говорит? «Уже не о чем жалеть и не о ком…»
Неужели она умерла, а Каммейре все равно?! Неужели он такое чудовище?
— П-почему… не о ч-чем… не о к-ком… — пролепетала Джефранка.
Каудихо поднял бровь и усмехнулся, будто догадавшись о ее мыслях.
— Потому что с Данеской все хорошо. Я как услышал о ее… болезни… так помчался к адальгарскому порту, собирался ехать в Империю. Но не добрался: по пути меня перехватил посланник. Виэльди в письме сообщил, что Данеска уже здорова. Я и вернулся в Талмериду. Зря. Надо было здесь погостить, — Каммейра уселся на стол и упер кулак в подбородок. — Ведь недели не прошло, а уже явился очередной посланник. И вот, мне снова пришлось выдвигаться в путь. Совсем загоняли старика!
Да уж, старика… Всем бы такими стариками быть…
— Что же приключилось на этот раз? Почему тебе нужно в Шахензи?
— Хм… Даже не знаю, говорить ли… — каудихо закусил нижнюю губу, потом вскинул подбородок: видимо, на что-то решился. — Ладно, скажу. Все равно вести скоро придут и сюда, а тебе лучше быть к ним готовой. На всякий случай. Император мертв. Точнее убит.
— Что? Как?.. Нет, не может быть… — у Джефранки это в голове не укладывалось: отчего-то враг-император казался чуть ли не бессмертным.
— Почему же не может? — каудихо по-своему понял ее фразу. — Правителей убивают не так уж редко, тебе ли не знать.
Зачем он намекает на ее отца? Эта рана еще не затянулась, она все еще болит…
— Поэтому я здесь, — продолжил Каммейра. — Мне нужен большой и надежный корабль, куда поместятся и воины, и кони. Об этом я и приехал тебя просить. Разумеется, золотом не обижу. Хоть мы с тобой теперь и родичи, но я не стану этим пользоваться.
— Ты поедешь в Империю?
— Да, — на его лице отразилась тревога. — И я не знаю, что меня там ждет. В лучшем случае мой зять уже стал божественным, а моя девочка — императрицей. В худшем же… может быть что угодно. Думал отъехать уже завтра, но, похоже, придется задержаться здесь… Это ужасно злит! — он ударил кулаком по скамье. — Остается надеяться, что принц со всем справится, а Виэльди и другие ему помогут… — он встряхнул волосами и сменил тему. — Прикажи, чтобы меня проводили в какие-нибудь покои. И пусть мне сообщат, когда доставят этого ювелира. Ночь он должен провести в темнице. Поволноваться, испугаться как следует. А завтра будем его допрашивать и пытать.
— Я не желаю при этом присутствовать!
— А придется. По крайней мере, под конец. Не подумай, будто я изверг какой… Я бы не стал настаивать, но… я вот-вот уеду, а ты на какое-то время снова останешься одна… Тебе нужно хотя бы чуть-чуть привыкнуть и к этой, неприглядной стороне власти. Потом, когда мой сын вернется, сможешь снова стать нежной и беззащитной женщиной, которая боится лягушек и пауков. А пока побудь суровой княгиней. У тебя есть время до завтра, чтобы привыкнуть к этой мысли, — он посмотрел на нее так, будто ждал возражений. Не дождавшись же, широко улыбнулся и сказал: — Ну, так ты приютишь меня в каких-нибудь покоях? Мне бы переодеться, а то я чувствую себя мокрой овцой, еще и грязной к тому же.
Андио Каммейра устроился в опочивальне на втором этаже, туда же ему принесли еду и питье. Джефранка надеялась, что сегодня больше не увидит свекра: а то мало ли, что еще он придумает. Достаточно и того, что завтра ей придется присутствовать при пытках, смотреть, как терзают человеческую плоть, слышать крики боли… Бр-р… Каудихо прав: нужно потратить оставшееся время на то, чтобы привыкнуть к этой мысли. Нельзя, чтобы ее, княгиню, стошнило, или чтобы она закрывала лицо руками.
Джефранка накинула теплый плащ с капюшоном и вышла из замка через боковой ход: от него вела длинная лестница, спускаясь почти до самого моря.
Ветер гонял темные волны, они перекатывали прибрежную гальку. Шорох камней, плеск набегающей на берег воды и крики чаек переплетались друг с другом. Казалось, будто они о чем-то говорят между собой. Сырой соленый воздух холодил лицо, оседая на коже моросью, зато остальное тело было надежно защищено меховым плащом.
Джефранка опустилась на высокий округлый булыжник, обхватила колени руками, уперлась в них подбородком и уставилась в туманную сизую даль, где море сливалось с небом.
…Подумать, привыкнуть, представить эти пытки, чтобы завтра не испугаться.
Увы, мысли ускользали, как и страшные картинки, которые она пыталась рисовать перед глазами. Наверное, дело в том, что звуки моря, его раскаты умиротворяли. Зайти обратно в замок? Нет… не хочется. Здесь так хорошо, так спокойно, несмотря на непогоду, на мрачные воды впереди и грязное небо над головой. А где-то там, за этим морем, за вязким туманом — Виэльди. Что он там делает, все ли с ним ладно? Вспоминает ли о Джефранке хотя бы изредка? Виэльди…
— Виэльди… — прошелестело сзади, будто камни терлись друг о друга наглаженными волной боками.
Почудится же!
Джефранка усмехнулась наваждению и не повернулась на звук. Однако он повторился:
— Виэльди… — и продолжился: — Скучаешь по нему?
Нет, это не просто звук! И вовсе не шорох гальки, а вполне разборчивые слова!
Джефранка вскочила и оглянулась. Перед ней стояла девчонка-оборванка: худая, чумазая, босая. Острые плечи выглядывали из лохмотьев, мокрые спутанные волосы липли к лицу и шее, издалека напоминая полусгнившие водоросли.
Почему девчонке не холодно? Откуда она здесь? Как проникла за стены замка?
Столько вопросов… А в висках стучит, бьется самый главный: отчего Джефранке знакомо ее лицо? Знакомо до омерзения…
Кажется, вот-вот вспомнится… Какие-то смутные видения всплывают на поверхность сознания… Увы, тут же исчезают, растворяются в его глубине. На языке же вертится, вертится то ли слово, то ли имя — ишка.
Ишка! Безумная девчонка из сна! Та, которая отняла лицо!
Что же получается? Джефранка и теперь спит? Или в тот раз была явь, а вовсе не сон?
— Вспомнила меня! — хихикнула девчонка. — Хорошо, что вспомнила. Хорошо, что тогда я именно с тобой поиграла. Такое хорошее совпадение! Вот, я снова пришла.
Джефранка похолодела, выставила вперед руки, пытаясь защититься, но убежать почему-то не могла, ноги не слушались. Только и удалось, что отступить на пару шагов. Девчонка облизала пальцы и пропела:
— Виэльди… Скучаешь по нему? Хочешь, чтобы он тебя полюбил? А он не полюбит… Ну кто тебя полюбит с таким каменным лицом? Хочешь, верну твое настоящее лицо? Я могу. И еще награжу кое-чем, и тогда он тебя точно полюбит. Хочешь?
«Хочешь, чтобы твоя мама тебя любила?» — вспомнились Джефранке слова, прозвучавшие много лет назад. Чем это закончилось, она тоже не забыла: отражение напоминало об этом каждый день.
— Мне ничего от тебя не нужно, — осипшим от страха голосом выдавила она и сложила пальцы в отвращающем зло жесте. — Убирайся, нечисть!
Девчонка не убралась — напротив, приблизилась.
— Не бойся. В этот раз тебе не придется расплачиваться… Просто сделай кое-что: когда твой муж тебя полюбит крепче жизни, скажи ему, чтобы пошел в Горы-что-выше-неба и разбудил Спящего ворона. Он послушает тебя, потому что будет любить. Ты ведь хочешь, чтобы он тебя любил?