Млять, мы бы с Ву Хо давно вразумили парой плюх неуступчивого друга-коллекционера, и сплавили б, наконец, седоусого с дурацкой маркой из квартиры от греха. Но старший инспектор, признав в Ва Гоне родственную душу, запретил нам вмешиваться в честный торг двух настоящих филателистов. Ушастик же, впрягся за свою марку, как волчица за волчонка, словно и не падал несколько минут назад в обморок из-за возникшей было угрозы ареста. Спорил с седоусым за столом напротив окна, в стекле которого от порывов наружного ветра то и дело мелькала раскачивающаяся веревка с опасным грузом, и ничуть не опасался (фанат марок чертов), что глазастый помощник старшего инспектора обязательно рано или поздно зацепится взглядом за подозрительное мельтешение за стекло. Тогда и всего марочного альбома придурку не хватит, чтоб от легавых откупиться. Ой, чую, с этим упертым придурком, загребут нас всех троих под белы рученьки, и покажут небо в клеточку…
— А если, в дополнение к отозванному штрафу, я тебе двести пятьдесят юаней еще за нее заплачу? — меж тем снова пошел на повышение ставки седоусый.
— Так у вас же нет столько с собой? — фыркнул Ва Гонь.
— А я тебе безналом на карточку переведу.
— Не прокатит, — замотал головой Ва Гонь. — Вести марочные дела за наличку предпочитаю. Я даже в пригород за некоторыми марками сам еду, чтоб исключительно за нал все приобрести.
— Парень, я уважаю, конечно, принципы твои. Но, послушай, будь ты человеком. У меня уже три марки данной серии есть! А у тебя всего одна. К чему она тебе в единственном-то экземпляре? Ну продай, очень тебя прошу.
Попросив у инспектора разрешение на краткий сестринский совет брату, Ву Хо с лучезарной улыбкой наклонилась к уху Ва Гонь и что-то тому прошептала. После чего сбледнувший с лица ушастик, покосился на оконное стекло с мелькающей снаружи веревкой, громко сглотнул и резко стал сговорчивым:
— Ладно, здесь и сейчас я продам вам эту марку за триста юаней. Но деньги за нее приму только налом. Это мое окончательно и бесповоротное условие! Либо наша сделка совершается прямо сейчас, либо — никогда.
Сука! Я этого пафосного упыренка ща точно придушу! Сдались ему эти гребаные три сотни юаней, когда вот там за окном, считай, десятая часть ляма болтается!
— Договор? — оживившийся меж тем седоусый инспектор протянул руку ушастому владельцу злосчастной марки.
— Договор, — с тяжким вздохом, пожал руку старшему инспектору Ва Гонь.
— Лы Ван, дружище, одолжи сколько есть. До участка доедем, я с карты сниму и все возмещу, — попросил молодого помощника седоусый.
— Да без проблем, — откликнулся наш ровесник в полицейской форме.
Лы Ван тоже вытряхнул из своего кошелка на стол всю имеющую там наличность. Соединив две кучки купюр и монет в одну, копы быстренько все подсчитали, однако всей наличности у них, увы, оказалось лишь двести семьдесят один юань.
— Выходит, не судьба, — развел руками ничуть не опечалившийся срывом сделки Ва Гонь.
— Да ну, не может такого быть! — неожиданно впряглась за приунывших копов Ву Хо. — Я тоже считала, и мне показалось там было даже больше трехсот юаней.
Нагло заграбастав тут же все лежащие на столе деньги, девушка незаметно подбросила в кучу свои три купюры по десять юаней, и принялась нарочито медленно пересчитывать перед братом…
— Ну вот, видите, как я и говорила, даже одна монетка лишней оказалась, — подвела итог мошенница.
— О как, выходит, и впрямь, мы с вами, господин старший инспектор, обсчитались, — не моргнув глазом, узаконил аферу девушки Лы Ван.
— Да как так-то⁈ — схватился руками за волосы Ва Гонь, растерянно наблюдая, как загребущие пальцы седоусого, подрагивая от нетерпения, вытягиваю из его альбома больше не его уже марку.
— Девушка, давайте сюда квитанцию, — молодой полицейский забрал уведомление об оплате назначенного Сы минимального штрафа, передал его старшему коллеге, и седоусый инспектор, исполняя свое обещание, тут же его порвал.
— Постарайтесь больше не нарушать спокойствие других жильцов дома, — важно объявил поднявшийся из-за стола седоусый, строго глянув, при этом, снова почему-то на Ву Хо.
— Хорошего вам дня, — хмыкнул следом за старшим инспектором его молодой помощник.
— Угу, — вяло откликнулся все еще пребывающий в шоке от потери любимой марки Ва Гонь.
— Постараемся… И вам… — как дисциплинированные китайские болванчики синхронно закивали мы с Ву Хо, провожая инспекторов до наружной двери…
— Ты че тут устроил, придурок⁈ — тигрицей налетела на все еще рефлексирующего за столом брата Ву Хо, первой вернувшись в комнату после провода опасных гостей.
— Признавайся! Это, ведь, ты им недостающую тридцатку подбросила⁈ — возбухнул вдруг с ответной предъявой Ва Гонь.
— Разумеется, я! Должен же быть в нашей семье хоть один здравомыслящий человек!
— Дура! Из-за тебя моя коллекция лишилась «Девятнадцатого ангела»!
— Братан, ну остальные-то восемнадцать у тебя остались, — я участливо похлопал по костлявому плечу ушастика, вернувшись из коридора следом за девушкой.
— Болван! Какой же ты, Бин Сань, болван! — стряхнув мою руку, стал откровенно нарываться на жесткую трепку Ва Гонь. — В этой забракованной серии марок изначально всего их было ровно сто штук. Сто «Ангелов», понимаешь. Их всех еще в типографии пронумеровали с обратной стороны по порядку, и в таком виде, пронумерованными, они потом разошлись по коллекциям. Каждый номер «Ангела» — это редчайшая марка. И мне жуть как повезло добыть «Девятнадцатого» за смешную цену. Однако, только что, благодаря козням одной ловкой стервы и с молчаливого одобрения жироножопого дебила…
— Ну все, говнюк, ты меня достал, — не выдержав, я цапнул ушастого ушлепка за майку, рывком поднял из-за стола на ноги и душевно так втащил левым хуком в бочину.
— Сука! — на два голоса почти синхронно взвыли мы оба после удара. Ва Гонь из-за ушибленных ребер. Я же тряся вторым кулаком, отбитым, к хренам, об костлявое тело Ва Гоня.
— Твою ж мать! — привел нас обоих в чувство злой рык Ву Хо. — И вот где этот чертов пакет теперь прикажите искать? — заскочившая, пока мы бодались в низу, на подоконник девушка, продемонстрировала нам обрывок веревки, вытянутый только что ей из форточки.
— Фак! Фак! Фак! — схватившись за голову, запричитал Ва Гонь. — Вот теперь нам точно кабздец! Кабан в четыре придет за уже обещанными ему пятью килограммами дурман-травы! И что я теперь ему скажу?.. Тонкую веревку надо, чтоб незаметней было! Самую, блин, тонкую! Фак!.. Это ты во всем виноват! Ты! — ошалевший дистрофан вдруг накинулся на меня с кулаками.
И у боксера, уж не обессудьте, тут же сработал рефлекс.
Коронная двойка в солнышко и челюсть нокаутировала буяна минимум на минуту.
— Надеюсь, ты его не прибил? — неожиданно хладнокровно поинтересовалась спрыгнувшая с подоконника сестренка болезного.
— Да не. Ща полежит чутка, и очухается. Я ж его так, любя, приложил. Даже синяков от ударов не останется.
— Вот и ладно. Хоть поговорить сможем спокойно без этой истерички, — хмыкнула девушка.
— О чем говорить-то?
— О делах наших скорбных, млять!.. Бин Сань, не тупи. Как вас, вообще, угораздило связаться с этим отморозком Кабаном?
— А че, ты его знаешь?
— Да кто ж его на районе не знает-то⁈
— Про дела с Кабаном ты у братишки лучше своего спроси, — перевел стрелку я. — Он с этим кренделем договаривался. Меня лишь дурман-траву в гараже к сроку вырастить попросили. А я это дело хорошо умею — ты ж знаешь.
— Два дебила, блин!.. И че вот теперь, спрашивается, нам делать-то?
— Нам?..
— Ой, вот только не надо, — сделала раздраженную отмашку рукой Ву Хо. — Че я родителям скажу, если с придурком-братом что-то серьезное случиться? А Кабан отморозок лютый.
— Ну, так-то…
— Да заткнись уже, герой!.. Короче, я так решила. Должен же остаться рядом с вляпавшимися в дерьмо идиотами хоть один здравомыслящий человек.