И спустя десять лет я снова в ней, как в красных лаковых перчатках. Сижу рядом с Крисом, мне говорят, что "ранения не опасны для жизни", но меня всю трясет. И я опять не могу ничего сделать, только смотрю.
Как его грузят в черную машину «Герметиса».
Как его руки протыкают иглами, подводят капельницу.
Как бледнеет его лицо под кислородной маской.
Если ничего серьезного, то почему я совсем его не чувствую? Раньше ловила его гнев, радость или страх, а теперь ничего, будто внутри меня все выскребли. Снова впадаю в тупое оцепенение, цепляюсь за его безвольные пальцы. Не могу плакать, что-то упорно не дает.
Он закрыл меня собой. Повалил на асфальт и упал сверху. И нас опалила взрывная волна. Было бы хуже, но Грин сумел направить огонь в другую сторону, основной удар пришелся на лобовое стекло и второй борт. Нас оглушило, осыпало осколками и обломками фургона. Одна из этих железок прилетела Крису в голову, как мне сказали уже в машине. Сама-то я не сразу поняла. Просто вылезла из-под него и заорала, видя кровь, заливающую его лицо. В тот момент он так напомнил мне отца… Я будто снова очутилась на Аляске. В железном гробу на троих.
Минивэн везет нас по улицам, визгом сирены распугивая оказавшиеся на пути машины. В кузове душно, или же мне только так кажется. Крис лежит в проходе между сиденьями, притянутый ремнями к носилкам; только голова покачивается на поворотах. Волосы слиплись короткими иглами, глаза плотно сомкнуты, на ресницах крошка засохшей крови. Лицо заострилось. Ни проблеска сознания.
Где ты, Крис? Где тебя носит? Что ты видишь?
Мне чудится какой-то проблеск, словно легкое прикосновение к моему плечу. Но оно исчезает, когда минивэн резко тормозит. Задние двери распахиваются, снаружи тянет холодом. Криса выкатывают из машины, я выскакиваю следом — и столбенею.
Мы на подземной стоянке под темной громадой небоскреба. “Герметис”? Крис ранен, где больница?!
Я подбегаю к медикам, которые суетятся, закрепляя ножки каталки. Только сейчас замечаю нашивки компании на их куртках.
— Вы куда нас привезли?! — ору, перекрывая эхо сирен, которое разносится между колоннами. — Ему в больницу надо!
— Распоряжение мистера Вектора, — отвечает мне один, с капельницей в руках. — Доставить в частный госпиталь компании «Герметис».
Частный госпиталь? Да он здесь умрет, никто и не узнает!
Я ловлю взгляд медика и говорю как можно увереннее, вкладываю в слова всю свою силу.
— Вези нас в больницу!
Медик смотрит на меня с секунду… Отворачивается и вместе с бригадой тащит каталку к грузовым лифтам в конце парковочной зоны.
Что же это, не сработало? Я в полном замешательстве. Похоже, моя сила исчезла, без Криса ее просто нет!
Бегу следом и ныряю в кабину, еле успев между закрывающихся дверей. Лифт трогается вверх. Спустя этажей тридцать двери раздвигаются, и я выпадаю в стерильно-белый коридор. Снова погоня за медиками — бегу за каталкой как глупый пес за велосипедом, но в хирургическое отделение меня не пускают. Захлопывают двойные двери перед самым носом. Я встаю на цыпочки, смотрю в окно в створке. Медики прокатывают Криса до конца коридора, исчезают за поворотом. Забирают его у меня. А я вжимаюсь лбом в холодное стекло. Толку от меня сейчас нет, понимаю, но хочется что-то сделать. Что угодно.
— Ты в порядке?
Услышав низкий голос за спиной, я вздрагиваю и оборачиваюсь. Пару секунд смотрю снизу вверх на скуластое, будто вытесанное из темного мрамора лицо Хэвен. Затем наконец доходит смысл ее слов, и я киваю. Хэвен молчит. Не спрашивает ни про Криса, ни про то, что произошло — все подробности уже знает, конечно. Собирается отойти, но я сглатываю и говорю:
— Мне сказали, что Грин помог. Если бы не он, нас бы накрыло по полной.
— Так и есть, — отвечает она.
— Спасибо. Я не знала, что он может не просто разжигать, но и, как сказать…
— Локализовывать и направлять потоки. Но это тяжело, он теперь лежит и стонет, какой весь несчастный.
Хэвен отворачивается, трогает гарнитуру, вся в черной коже и в полной боевой готовности, что-то тихо говорит и скрывается за поворотом. Солдат, а не женщина, и чуткости как… как у дохлого скунса.