Вот будет весело, если сейчас он откроется, и из него выйдет Грин или Хэвен.
Я жму кнопку вызова, в ожидании переминаюсь с ноги на ногу. Захожу в тесную кабину. На стене всего три кнопки, помечены цифрами «два» и «три». Жму на “три”, и лифт трогается. Едет довольно долго, а когда наконец останавливается, я вся сжимаюсь в ожидании. Двери открываются и…
Я встречаюсь взглядом с охранником.
Он сидит за столом. Одет в черную форму с нашивкой “Герметиса” на груди, рука лежит на пистолете — вроде бы небрежно, но в случае чего ему хватит секунды, чтобы прицелиться и выстрелить. На столе перед ним несколько мониторов, наверняка он наблюдал за мной еще у двери наверху. За ним бронированная дверь с двумя створками и разъемом для карты-пропуска.
— Вы что здесь забыли? — спрашивает он, и я машинально, со страху, использую свою силу.
— Убери руки от стола и открой дверь!
Его пальцы сжимают пистолет. Все, сейчас точно выстрелит в меня. Стараюсь подчинить его полностью, втискиваю себя в его тело и разум.
Охранник убирает руки с оружия, поднимается, шагает к двери. Проводит по считывателю картой, замок щелкает — путь свободен.
Я иду мимо него.
— Возвращайся на место и забудь, что видел меня.
Это вообще подействует? Он выполняет прямые команды прямо здесь и сейчас, но забудет ли он позже все это? Я не знаю, но стоит попробовать выиграть время.
Охранник поворачивается, возвращается в кресло, а я переступаю порог и замираю, не зная, что делать дальше. Куда меня несет? Адам меня убьет, Адам меня точно убьет. Нет — просто выгонит из “Герметиса”. Мало того, что устроили пожар в особняке Хилла, так еще и здесь натворили дел. Может не поздно вернуться обратно к Крису?
Я закрываю за собой дверь. Любопытство оказывается сильнее.
Передо мной длинный коридор, далеко впереди разветвляющийся на два отростка. В стенах длинные окна, как в больнице наверху, и двери с кодовыми замками. Может, стоило захватить пропуск охранника с собой? Наугад толкаю ближайшую. Она бесшумно открывается. За ней темная палата, кровать с механическим приводом, накрытая рыжей резиновой простыней. Какие-то аппараты с погасшими стеклянными окошками, на вешалке у двери белые халаты. Я тут же натягиваю один. Он холодно пахнет стиральным порошком, ткань чуть ли не хрустит под пальцами. Поправляю воротник, приглаживаю волосы.
Теперь я — доктор Сара. Молодой, но уже именитый мозгоправ.
Из двери у развилки впереди выходит мужчина в таком же белом халате, как у меня. Прежде чем я успеваю хоть что-то спросить, он исчезает за поворотом.
Ладно, поймаю еще кого-нибудь. Я же должна как-то разыскать Адама. А, может, не идти к нему сразу, а сначала осмотреться? Почему это место от нас скрывали? Почему Адам врал мне про вертолет и поездку?
Иду по коридору, заглядываю через окошко в первой же двери и замираю, не в силах сдвинуться с места.
За стеклом ярко озаренная палата, но освещена она не обычными лампами. Там кружат голубоватые проекции: обрывки фраз на непонятном языке, части пейзажей, лица людей, которые хмурятся, улыбаются, скалятся. Все это пролетает друг сквозь друга, наслаивается, распадается. Будто спутанная голограмма, проекции мыслей, образов и чувств, и в ее центре над полом парит обнаженный белый человек. По другому его и не назвать, он белый с головы до пят: белый ежик волос, снежно-белая, будто восковая, кожа. Сперва я даже думаю, что это кукла, но он вдруг переворачивается набок, будто спит на кровати. Спину его расчерчивает серебристая сетка: то ли татуировки, то ли вживленные в кожу металлические нити. Как рисунок на опавшем листе — тонкий позвоночник, от которого расходятся извилистые веточки-ребра.
Рисунок на спине альбиноса загорается, и на миг кружащие в воздухе проекции становятся ярче и четче.
Это невероятно. Жаль, у меня нет с собой телефона, я бы сняла это на видео. С трудом оторвав от альбиноса взгляд, пячусь, быстро оглядываю коридор и заставляю себя идти дальше. Что это было? Ни единой мысли в голове, ни единого хоть немного разумного объяснения.
За стеклом следующей комнаты находится лаборатория. У столов люди в масках, белых халатах и латексных перчатках смешивают жидкости в колбах, печатают в лэптопах. Я ищу среди них Адама — скорее чтобы спрятаться от него, чтобы не увидел, как я здесь брожу. Но Адама в лаборатории нет. Дальнюю стену закрывает большая панель, разделенная на несколько частей: формулы, расчеты, плакат с изображением непонятной округлой штуки, будто клетки под микроскопом. Под панелью длинный пластиковый ящик, как прозрачный гроб, в котором клубится мутный желтовато-зеленый газ. Я щурюсь, всматриваюсь, не веря своим глазам. В ящике лежит мужчина, нижнюю половину его лица закрывает маска. Такая была у Криса, когда его везли с Таймс-сквер. Он здоровенный, похож на хранителя. Глаза закрыты. Или спит, или мертв, или под наркозом…