Я распихиваю людей локтями, лезу вверх. В промежутке между трибунами вижу двойную дверь, через которую заходят зрители. Бегу туда, показываю охраннику свой бейдж и выскакиваю в холл.
Его стены закругляются, повторяя контуры здания; внешняя прозрачная, за ней темнота, в которой плавают огоньки машин и фонарей. Людей в холле много — кто спешит в зал, кто стоит и разговаривает, кто сидит на диванчиках с лэптопом на коленях. Никакого указателя, где находится выход, я не вижу и кидаюсь наобум направо. Бегу вдоль стены с рекламой каких-то напитков. Вижу широкую лестницу, по которой все поднимаются с первого этажа…
И меня хватают за локоть. Этот рывок чуть не вывихнул мне плечо.
— Стой, или я вышибу тебе мозги, — над ухом раздается холодный голос Хэвен. Я оборачиваюсь и встречаюсь с ней взглядом. На щеке бугрится свежий ожог, в глазах — ни капли сочувствия, и я понимаю, что она сдержит свое слово. Более того, ей бы хотелось, чтобы я дернулась и дала ей повод. Она берет меня под руку — точь в точь подружка, — а другую прикрывает полой пиджака. Я чувствую, как дуло пистолета упирается в мои ребра.
— Пошла, — тихо велит она. — И держи рот закрытым. Увижу, что открываешь, — выстрелю сразу.
Я киваю. Не хочу получить пулю в легкое. Хэвен подталкивает меня, мы разворачиваемся, и я иду обратно в сумрак зрительного зала. Неловко спускаюсь по лестнице.
— Знаешь, что он до сих пор не пришел в себя? — вдруг говорит Хэвен с нажимом. — До сих пор в лазарете слюни пускает.
Похоже, она про Грина… Я поднимаю на нее взгляд, хочу сказать ей, что это не моя вина, что он полез первым, но пистолет упирается в мой бок сильнее.
— Только попробуй, сучка, — шипит она. — Только попробуй раскрыть свой рот. Это все — твоя вина. Тебе захотелось сунуть нос туда, куда не просили. Знаешь, что говорят про таких? Любопытство кошку сгубило. Ты по самые уши в дерьме, сучка.
Вот здесь она права. Я в полном дерьме. Что со мной сделает Адам, когда узнает, что я пыталась бежать? Даже представлять не хочу.
Мы заходим за сцену, возвращаемся к гримеркам. Хэвен открывает дверь с именем Макалистера, заталкивает меня внутрь. Сама входит следом и защелкивает замок.
Адам Вектор оборачивается. Точнее, я вижу, что передо мной Адам, но он укутан в полупрозрачную вуаль иллюзии. Поверх его тела подрагивает изображение Бена Макалистера, которое в точности повторяет мимику Адама. Альбинос, стоящий рядом, касается его плеча, и иллюзия перестает дрожать, становится плотнее.
— Хорошо, Густав, — говорит Вектор и указывает на стул, на котором недавно сидела я. — Можешь пока присесть.
Густав идет в угол и садится. С его ростом и длинными худыми ногами он похож на нескладную цаплю.
— Сара, стой смирно. Не шевелись, — велит Адам и кивает Хэвен. — Можешь занять свое место. Я справлюсь.
Хэвен посылает мне последний луч ненависти, прячет оружие и выходит. Я осматриваю гримерку. Тело Макалистера куда-то делось. Народа поубавилось; кроме Адама, Густава и меня внутри еще пара дуалов, которых я видела на тренировках в «Герметисе» — здоровенный темнокожий хранитель с тяжелыми чертами лица и белая девушка с дурацкими светлыми косичками, которые она непрестанно теребит. У нее очень ярко накрашены губы. Она ловит на себе мой взгляд и нехорошо ухмыляется. Тянется к одной из лампочек, обрамляющих зеркало рядом, касается ее — и стеклянный шарик гаснет. А на конце указательного пальца девушки загорается желтая искра. Белобрысая сдувает ее в мою сторону. Искра, потрескивая, летит ко мне, как снежинка, и гаснет.
— Сейчас не время для спецэффектов, Светлячок, — мягко говорит Адам.
Я отворачиваюсь, смотрю на свое отражение в зеркале. Вид у меня тот еще — бледная, с расширенными от ужаса глазами. Господи, как же мне хочется жвачки. Прямо сейчас сунула бы в рот целую упаковку. Я так сильно сжимаю зубы, что челюсть сводит. Еще немного, и сотру их в порошок.
— Мистер Макалистер, — в дверь заглядывает помощник режиссера. На его голове наушники, перед губами на проволочке подрагивает микрофон.
— Пять минут, — говорит он и показывает нам растопыренную пятерню — видимо, на тот случай, если мы глуховаты. Мне хочется закричать, предупредить его. Неужели он не видит, что перед ним обманщик?! Но не могу. Никак. Только стою и улыбаюсь, как манекен.
Адам кивает с важным видом, одергивает пиджак. Когда помощник скрывается за дверью, он смотрит на меня.
— Я удивлен, Сара, — говорит тихо. — Сколько в тебе кроется силы. Не нужно ее сдерживать, нужно открыть себя миру. — Он кивает. — Мир очень скоро узнает о нас, поверь. И ты станешь моей главной звездой.