Выбрать главу

Он кивает, Хэвен замахивается, бросает шарики широкой дугой, и те разлетаются над манекенами. Грин хлопает себя кулаком по ладони — шарики взрываются. Жар бьет в лицо, я даже отшатываюсь. Когда дым рассеивается, становится видно, что с манекенов сорвало огнеупорные чехлы, обнажив сталь. Со всех, кроме одного, центрального из группы. Тот стоит целехонький, немного серый от дыма, но без единой царапины.

— Мы направляем взрывную силу туда, куда нам надо, — поясняет Грин, когда я стаскиваю наушники. — Если какие-то сволочи захватили нашего человека в заложники, то им конец, ага. Ничего не поможет, все равно сожжем, а наш останется цел.

— Круто! — выдыхаю я без всякого притворства. Услышав жидкие аплодисменты с другого конца зала, Грин театрально кланяется.

— А то! Жаль, на Таймс сплоховали, смертничек много взрывчатки на себя навесил. С другой стороны, огонь я все же от вас частично отвести успел. Жвачку? — Он протягивает мне упаковку клубничной, и я вытаскиваю сразу три подушечки. В зале возобновляется прежний гул, дуалы возвращаются к своим упражнениям. — С чем пожаловала? Решила наконец потренироваться?

— Подкинь мне что-нибудь для самозащиты.

Он округляет глаза.

— Зачем это? Сарочка, крошка, в «Герметисе» тебе ничего не грозит. Тут все приличные, в лифте приставать не будут.

— Знаю. А вот за пределами «Герметиса» может быть опасно.

Грин удивляется еще больше, машет Хэвен, прося перерыв. Та молча удаляется своей деревянной походкой. Разговор со мной интересует ее меньше, чем жужжание мухи под потолком.

Что-то касается моей головы, и я машинально провожу по ней рукой. Сбрасываю на пол обгорелую тряпку — сорванное “лицо” одного из манекенов. Фред на другом конце зала посылает мне воздушный поцелуй. Я отмахиваюсь средним пальцем. Шутник-психокинетик — что может быть хуже? Только шутник-пироман.

— Куда это ты собралась? — Грин облокачивается на стойку и хитро улыбается своей щербатой улыбкой. Ага, так я ему и рассказала. Эмма просила никому не говорить даже о том, что мы куда-то собираемся.

— Прогуляться.

— Ну и время выбрала для прогулок. Сразу после взрыва на Таймс-сквер.

— Ну, не сразу, и к тому же я буду не одна.

— Да? И с кем?

— С Эммой. Мы недалеко и вернемся быстро. Нужно проветрить голову, иначе с ума сойду.

Грин с ухмылкой кивает — ни черта я его не убедила. Он похож на маленького хищного зверька, и я уже начинаю жалеть, что обратилась к нему. Все, теперь запрут меня в комнате и никуда не пустят.

— А Адам знает? — интересуется он.

— Адам в отъезде.

— Да?

— Да, — отрезаю. — Ладно, забудь.

Разворачиваюсь, собираюсь уйти, но Грин ловит меня за рукав.

— Подожди, злюка. — Подмигнув, идет вразвалочку к дверям, поманив меня за собой. — Идем, покажу пару своих штучек.

Пару штучек? Я усмехаюсь. Что еще за штучки он собирается мне показывать?

— Ты меня пугаешь.

— О, я даже не начинал, — Грин вдруг становится неожиданно серьезным. — Поверь, Сара, я даже не начинал.

Мы поднимаемся на жилые этажи, идем в его комнату, где стены сплошь заклеены постерами Сталлоне и Шварценеггера, Чака Норриса и Дольфа Лундгрена. И где он плакаты этих старичков откопал? Я едва не ахаю, когда Грин гордо распахивает дверцы стенного шкафа, показывая мне свою коллекцию. Тут у него не “пара штучек”, тут целый арсенал! Не хватает только пулеметов — наверное, он хранит их под кроватью.

В итоге я получаю небольшой электрошокер, который засовываю за пояс и накрываю толстовкой. Грин предлагает еще газовый пистолет, очень похожий на настоящий огнестрел, но его я не беру. Тяжелый, к тому же я не умею им пользоваться.

Смотрю на часы. А ведь уже опаздываю! Говорю Грину «спасибо» и пулей выскакиваю из комнаты. Кажется, что сейчас — именно сейчас — лифт ползет ужасно медленно. Я притоптываю, переминаюсь с ноги на ногу и выскакиваю в холл вперед остальных пассажиров. Эмма ждет за турникетами. Выглядит все так же бледно; одета просто — джинсы, легкая куртка и потрепанная синяя сумочка на плече. Я провожу картой по сенсору турникета, и мы выходим.

На улице светит солнце, припекает почти по-летнему. Пахнет влагой, прелыми листьями и почему-то ржавчиной — легкий душок из канализационных стоков, который периодически появляется, когда стихает ветер с побережья. Нью-Йорк сигналит машинами, гудит, мигает огнями светофоров. Людей много, все куда-то несутся, попутно говоря по телефону, жуя сандвичи, придерживая кофе и бумаги — обычное зрелище для Манхэттена. Мы быстро идем вверх по улице. Я кручу головой, смотрю по сторонам, выискивая силуэты громил, но их не видать.