В кармане униформы нахожу пропуск, прикладываю к замку на двери. Индикатор меняет цвет на зеленый.
Свобода пахнет хлоркой. Я прикрываю за собой дверь, мельком заметив номер “пять” на зеленой табличке, быстро иду по яркой полосе лампового света на полу, мимо одинаковых палат, открытых и закрытых. Аккуратно огибаю мужчину в пижаме. Он с задумчивым видом ковыряет в носу, смотрит в потолок; седые волосы светятся ореолом вокруг лысины. Глаза блуждают, губы шевелятся — он что-то тихо напевает. Растение, а не человек, и от такого у него мороз по коже.
В конце коридора снова прикладываю карту и без помех выхожу из отделения. Снаружи сидит охранник. Его взгляд скользит по моему лицу в маске, по бэйджу на груди, и я забываю, как дышать. Стараясь на него не смотреть, иду дальше, едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться с места, не рвануть отсюда загнанным зайцем. Ведь это крупная больница, здесь много людей, много работников, разные смены, новички, интерны — он не может знать всех. А те четверо из джипа скоро появятся. Я жду окрика — сейчас, вот сейчас охранник поймет, что мимо прошла совсем не медсестра, а психопатка из пятой палаты. Выхватит пистолет, направит мне в спину, велит поднять руки над головой… На мне же крупными буквами написано, что сбежала.
Но вслед никто не кричит и не целится. Все спокойно.
За служебными помещениями и врачебными кабинетами находится приемная: небольшой зал с креслами у продолговатого окна, автоматами с шоколадками и прочей ерундой. В центре стойка большой буквой «П», за ней сидит дежурная. Булькает телефон, она снимает трубку и что-то отвечает. Шуршит бумагами. На стене за ней электронные часы показывают шесть вечера.
Могу я сейчас спуститься, выйти и рвануть прочь по улице? Наверное, да, но дальше-то куда идти? Не представляю, что делать, когда выберусь из больницы. Нужно узнать о себе хоть что-то, меня же регистрировали, верно?
Короткими шажками я придвигаюсь к компьютеру в углу за стойкой. Краем глаза слежу за дежурной, но ей, похоже, все равно. Сидит ко мне спиной, читает журнал — вот чем она шуршала. Переворачивает яркую страницу, на которой Бен Макалистер поднимает бокал шампанского. Черный костюм, белая улыбка, флаг на фоне — все как полагается.
В этот миг я себя ненавижу. Собственного имени не помню, зато знаю, как зовут какого-то политика! Встаю у компьютера и, бросая взгляды на дежурную, провожу картой громилы по считывателю. Доступ открыт, запускается какая-то программа, синее окно. Сверху убористое меню — глаза можно сломать. Еле нахожу свою палату и открываю карту пациента.
Взгляд тут же падает на фото — вот это ужас. Девушка на нем — я, да? — смотрит куда-то поверх камеры. Глаза мутные, похоже, меня успели чем-то накачать. Волосы слиплись мокрыми плетьми и кажутся почти черными на фоне голубой пижамы, но брови неожиданно светлые. Лицо синюшно-белое, на носу и острых скулах россыпь едва различимых веснушек, по щеке размазана кровь. Вот это жуть. Да что со мной произошло?
Я беру себя в руки и читаю данные пациента. Заполненных строк немного. Имя мое, Сара Корски. Восемнадцать лет. Не замужем, детей нет. Сумма страховки, дата поступления. Бросаю взгляд на календарь на стене — два дня назад. Посещений за это время не было. В графе «Адрес» значится квартира здесь же, в Бруклине. Контактные лица: мать и отец, рядом номер телефона.
Маловато информации. Из-за чего я здесь? Диагноза нет, только «поступила в состоянии острого психоза». Я, конечно, ничего не помню, но желания побиться головой о стену, или что там делают люди в состоянии острого психоза, не испытываю. Я, черт возьми, уверена, что психически абсолютно здорова!
По приемной ходят служащие клиники, гудят голоса. Медбрат прокатывает коляску с тощим стариком. Дежурная то и дело отвечает по телефону, не отвлекаясь от журнала. Торчать тут больше нельзя — вот-вот появятся мужчины из джипа, откроют дверь палаты номер пять, и тогда неизвестно что начнется.
Вздохнув поглубже, я веду курсором по верхнему меню, выбираю “Печать”. Где-то щелкает, жужжит, не могу понять, где именно. Под компьютером пусто, а левее стол, на котором только бумаги. Оборачиваюсь — у противоположной стены тоже ничего, кроме автомата с шоколадками и печеньем. Повернувшись к дежурной медсестре, я спрашиваю с деланной небрежностью:
— Скажите, а где принтер?
Она небрежно машет рукой на шкаф рядом с кулером. Не оглядывается даже.