Я стою немного позади и делю свое внимание между нею и приближающимися громилами. И понимаю: не вышло. В прошлый раз я что-то почувствовал. Как будто секундная слабость, контрастирующая с приливом силы, которую ощущаю рядом с Сарой. Но сейчас ничего такого нет.
— Посадка закончена, — возражает служащий.
— Впусти нас! — повторяет Сара уже зло.
Преследователи все ближе, и я хватаю ее за локоть, чтобы тащить дальше.
— Посадка окончена, — он берется за коробочку рации в чехле на боку.
— Идем! — шепчу я, но она выдергивает локоть, подается вперед и чеканит, будто вбивая гвозди в мозг вокзального работника:
— Пропусти. Нас. Прямо. Сейчас.
На этот раз никакой злости или чрезмерного напора в голосе. И при этом он кажется тяжелым. Как бетонная плита, как стальной брус, который может раздавить сознание в лепешку.
И я чувствую: получилось. На краткий миг слабеют колени, сердце пропускает удар. Глаза контролера становятся стеклянными. Это уже не человек — кукла из костей и мяса, биологический автомат с простейшей программой. Сара тянет меня вперед, мы проходим мимо контролера, и она на ходу добавляет еще один алгоритм в заданную программу:
— Никого не пропускай за нами.
Мы оказываемся в помещении, напоминающем большую многоуровневую стоянку. Сплошной бетон вокруг. Сложная разметка, выкрашенные желтым и красным трубы, автобусы. Гулко, шум моторов и голоса, но людей немного. Служащий за нашей спиной закрывает двери, никак не реагируя на стук в зарешеченное оконце.
Мы сворачиваем, и почти сразу — еще раз. Вниз покато уходит изогнутая эстакада, дальше видны железные двери со стеклянным окном. Они заперты, но для меня это не преграда. Я толкаю их с такой силой, что просто ломаю замок. Мы так крутились, поворачивали туда-сюда, что нас точно засняли минимум пара-тройка камер. Теперь нужно покинуть вокзал как можно быстрее. Если дежурные в комнате видеомониторинга обратили внимание на странную парочку, ворвавшуюся на территорию, где пассажирам вообще-то делать нечего, то уже связываются с охраной.
Сара тоже это понимает, и мы летим вниз по ступеням. Лестница тускло освещена, стены выложены плиткой, ступени бетонные. Слышны шаги, и мы притормаживаем. Навстречу поднимается мужчина в спецовке, в руке пластиковый чемоданчик, в каких носят инструменты. Глядит на нас с легким удивлением, но ничего не говорит, проходит мимо. Еще пролет… И закрытые двери, ведущие на первый уровень. Их я взламывать не рискую — нельзя просто взять и вывалиться в зал, где мы только что были, под удивленные взгляды людей. Тогда нас точно остановят, поэтому я спешу ниже, не слушая возражений Сары.
Подземный этаж состоит из служебных помещений и коридоров. Здесь нам везет. Никого не встречаем по пути, хотя все время слышим голоса за дверями или в боковых ответвлениях главного коридора. Когда в конце ведущей наверх короткой лестницы замечаем дверь с табличкой “Выход”, далеко за спиной голоса становятся громче. Там что-то кричат, доносится топот ног.
Эту дверь я вышибаю плечом. Она с треском распахивается, и на наши лица падает утренний свет. Одновременно сзади доносится грохот. Вскрик, стук…
— Громилы, — шепчет Сара. — Я думала, это охранники за нами бегут, а там… Они что, с громилами подрались?
— Похоже на то, — отвечаю я.
Мы на большой парковке за вокзалом. Идем между рядами машин, сначала очень быстро, но по мере приближения к шлагбауму с будкой сдерживаем шаг. Просто парочка, оставившая здесь свою тачку... На парковку как раз въезжает минивэн, охранник из будки говорит с водителем и на нас внимания не обращает. Мы выходим и через несколько шагов приостанавливаемся. Оглядываемся — громил не видно.
— Ох! Я думала — все, попались! — выдыхает Сара. — У меня сердце аж разрывается, так стучит! Но куда нам теперь?
Я сканирую взглядом улицу. Нью-Йорк проснулся. Он полон суетливой утренней бодрости, гудит и шумит вокруг нас.
— Куда? — повторяет она.
— Пока не знаю. Но из города точно нужно побыстрее уезжать.
Дальше на улице полно людей, однако возле парковки никого нет. Мы идем прочь от въезда на парковку… и я останавливаюсь.
Что-то происходит. Что-то неуловимое. Как будто пространство, весь мир, немного сдвигается, проворачивается вокруг меня на микроскопически малый угол. Куртка едва заметно хлопает по бедрам, вроде под нее задул порыв ветра, хотя никакого ветра нет. Я ощущаю прикосновение. Не в какой-то конкретной части тела, а ко всему телу. Моргаю, ничего не понимая.
— Что с тобой? — спрашивает Сара. — Эй, да что случилось?
Если бы я знал! Ничего не случилось, в том-то и дело, но…