Но я, читатель, еще не сказал самого главного.
Полузакрыв глаза и призывно раскинув руки, к нему уже спешила радостная Адриенна Лекуврёр, дочь башмачника и прачки, гениальная актриса из "Комеди Франсез", всегда домогавшаяся только дружбы с мужчинами. Только дружбы, а теперь.
- Мой любимый Геракл, - шептала она, счастливая.
- Но обреченный служить тому обществу, в котором всегда не хватало Гераклов, - отвечал Мориц.
Не лишенная доли тщеславия, Адриенна полюбила его, а он полюбил ее, но об этой любви я расскажу позже. Позже, ибо три года подряд Мориц хранил верность одной Адриенне, а в 1726 году он жестоко разомкнул любовные объятия:
- Извини. Для полноты счастья мне сейчас не хватает сущего пустяка. всего лишь престола!
Ради такого пустяка дело за расходами не постоит, и потому Адриенна Лекуврёр вручила ему свои драгоценности.
- Только вернись, - заклинала она Морица.
- Я обязан вернуться, чтобы не быть должным женщине.
Читатель может не сомневаться: Мориц сдержал слово.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В дороге Морица сопровождал его верный слуга Жан Бовэ, которому он доверял очень многое, как ближайшему другу.
- Кажется, - рассуждал Мориц в пути, - судьба подкинула мне такие козырные карты, с которыми было бы смешно не выиграть. Престол герцогов Курляндских, занимаемый династией Кетлеров, вассален Речи Посполитой, где королем мой отец. Сейчас в Митаве тоскует вдова Анна Иоанновна, а Курляндией правит из Гамбурга бездетный герцог Фердинанд, которого митавские рыцари ненавидят и ждут его смерти.
Прибыв в Варшаву, Мориц эти же доводы изложил перед отцом, а отец предупредил, что любовная "акция" с герцогиней Анной Иоанновной грозит вмешательством России и Пруссии.
- Но ты прав, что династия Кетлеров при последнем издыхании, и ты, сын мой, попробуй оживить ее своей любовью. Но - поторопись! - сказал Август Сильный. - Претендентов на шаткий престол в Митаве всегда найдется достаточно.
Верно! Историк Карнович писал, что Европа давно вожделела к Митаве: "Разные герцоги, принцы, маркграфы и ландграфы мечтали о том, как бы им попасть в герцоги Курляндские, вследствие чего явилось в ту пору множество искателей руки и сердца Анны Иоанновны". Всех перечислять я не стану, ибо только один Мориц Саксонский смело и решительно выступил в роли жениха, заявив отцу перед отъездом в Митаву:
- Эта вдовушка вряд ли устоит перед моим штурмом! Наконец, у меня есть на примете еще и российская цесаревна Елизавета, которая немало наслышана о моих достоинствах.
Из Петербурга саксонский посол Лефорт нахваливал ему Елизавету Петровну в таких выражениях: "У нее круглое, как у кошки, лицо, голубые глаза с поволокой и приятно возвышенный бюст. ей все равно, тепло или холодно, а живость ума делает ее ветреной. она рождена для Франции!" Описание достоинств цесаревны Лефорт заключал выводом, что Елизавета заочно влюблена в Морица, почему и ждет его на берегах Невы. Стоит напомнить, что на Руси царствовала тогда Екатерина I, а управлял ею всесильный князь Меншиков, и слово этого временщика было законом для всех и даже для нее, для самодержицы.
Жан Бовэ - по дороге в Митаву - пугался сам и пытался напугать своего любвеобильного суверена:
- Как бы этот "штурм" переспелой вдовицы не обошелся нам кровью, ибо давно известно, что Меншиков сам желает стать герцогом Курляндским, согласный женить на Анне Иоанновне своего сынишку. Вы, граф, не боитесь могучего соперника?
- Я готов скрестить шпаги, - отвечал Мориц.
Вот и Митава! Анне Иоанновне страстно хотелось замуж, а потому она предстала перед женихом во всем своем многотелесном величии. Мориц поначалу даже обомлел: какая стать, какие бока, какой гигантский бюст, какие глазищи, какая рожа. Отношения меж ними определились, и бабище, изнывавшей во вдовстве, не стоило труда увериться в самой пылкой "любви" красавца. Между тем, чтобы время не пропадало даром, Мориц влюбил в себя и фрейлину герцогини Менгден, - так что все складывалось прекрасно! Прекрасно еще и потому, что на сейме в Варшаве шляхта решила прибрать Курляндию к своим рукам, разделив ее на воеводства, что немало возмутило курляндских рыцарей.
- До каких же пор, - горланили они в ландтаге, - мы будем ждать, когда сдохнет Фердинанд, до каких же пор мы будем даром кормить эту русскую обжору, сидящую на самом краешке митавского престола. Хотим Морица!
28 июня 1726 года курляндский ландтаг ЕДИНОГЛАСНО избрал Морица Саксонскего в герцоги Курляндские:
- Но с единым условием - чтобы женился на герцогине Анне, и пусть он сам, как муж, заботится об ее прокормлении.
Анна Иоанновна блаженствовала, известив Петербург о своем счастье. Герцогиня восторгалась любовной пылкостью Морица, а фрейлина Менгден не уставала дивиться его проворству, с каким он мгновенно раздевал ее каждый вечер.
- О, как вы опытны, граф! - восхищалась девица.
Однако в Петербурге на эту возню в Митаве взирали с опаской. Русский кабинет не боялся обидеть Августа - курфюрста Саксонского, но ему совсем не хотелось ссориться с Августом - королем Речи Посполитой, которая всегда под самым боком России, достаточно грозная и не в меру буйная. Кроме того, Екатерина I желала бы видеть на престоле митавском своего зятя, герцога Голштинского. Но при этом царица боялась и князя Меншикова, который топал на нее ботфортами, как на служанку:
- Или ты забыла, кто доставил тебе престол великороссийский? А теперь своего голштинского засранца на Митаву сажаешь, не желая со мною по-божески расплатиться.
Меншиков еще в 1711 году давал Августу Сильному взятку (в 200 000 рублей), чтобы тот помог ему взобраться на митавский престол, а теперь. теперь надо действовать. Анна Иоанновна была срочно отозвана из Курляндии в Ригу, а в Митаву прибыл посол князь Василий Долгорукий, внушавший рыцарям:
- Да что вы, рыцари, в парижского сикофанта уперлись? Или иных не видите из-за леса темного? А наша императрица желает видеть у вас герцогом высокоблагородного и светлейшего князя Меншикова или же своего мудрого зятя голштинского.
Тут курляндские рыцари стали хвататься за шпаги:
- Тому не бывать, чтобы нас на русской веревке таскали! Дело с Морицем решенное. Ландтаг уже по домам разъехался, и голосов для нового ландтага в Митаве не собрать.
- А тогда на себя пеняйте! - пригрозил дипломат.
Жалобное письмо Анны Иоанновны к Екатерине I, конечно же, попало в карман князя Меншикова, и по дороге на Ригу он прочитал его вновь; вдовица не скрывала симпатии к Морицу, о чем писала так: "И оной прынц моей светлости не противен!"
- Во сучка! - ругался Меншиков. - Нашла кобеля.
Меншиков ехал якобы ради "инспекции" крепостей в Прибалтике, но цели имел иные - личные. В рижском замке его поджидала Анна Иоанновна "с великою слезною просьбою", чтобы Морицу быть ее мужем и герцогом Курляндским. Меншиков грубо пресек ее сладострастие, объявив это чувство "вредительством интересов российских". Разговор повел круто: