— Слушал, опять второй блок перекрыли? — вдруг оживился первый. — Третий раз за месяц! Пускают только по пропускам. Хрен пойми! Места и так мало!
— Слышал, — равнодушным тоном протянул второй, давая понять что для него это совсем не новость, а так давно известный факт. — Врачей там новых привезли... Из бывших они, графья там, да бароны.
— Кто? Бывшие? — с удивлением спросил первый. — Ты что, откуда? Григорич говорил, там снова кого-то положили. — Пальцы с сигаретой ткнули в замшелый потолок. — Подлечат, подлатают и обратно все откроют...
— Пьянь, твой Григорич, подзаборная! — вновь сплюнул тот. — Допьется скоро до чертиков и получит пинка, или того хуже, впаяют ему .. статью и поедет на … снег убирать! Там греки будут жить и работать! Ну, кто после 17 сбежал вместе со своим добром... Теперь вот обратно решили... Первый (главный врач) сказал, что почти все они первоклассные хирурги. Многие воевали, короче обузой быть не должны...
— Но это же беляки?! — продолжал бормотать первый. — Как же это так?
Отступление 48. Реальная история.
Оккупированная территория. п. Барановичи.
Обер-лейтенант вышел на крыльцо и с глубоко вздохнул. Часовой, стоявший возле соседнего дома, при виде его вытянулся еще больше. Майское солнце уже щедро припекало, намекая, что до лета осталось не так уж и много. Почесав живот, благо расстегнутый китель этому совершенно не мешал, Шнитке направился к туалету, который аккуратной башенкой возвышался в конце песочной дорожки.
— У-у-у! — замычал он, чувствуя, что его после вчерашней гулянки начинает прихватывать. — Черт! — еще не добежав до места, он щелкнул массивными клипсами подтяжек. — О-о-о! — охал он, закрывая за собой дверь и стягивая одновременно штаны.
Искусству, с которым обер-лейтенант в течение этих нескольких минут демонстрировал свое состояние всего лишь одними мимическим мышцами лица, мог бы позавидовать и гениальный актер. Резкие морщины, мгновения назад бороздившие безбрежный лоб офицера, волшебным образом разгладились и глаза сами собой закрылись, а рот издал тяжелый вздох.
Вдруг, раздался неприятный треск. Обер-лейтенант продолжал тужиться, не обращая ни на что внимания. Вскоре звук повторился, только на еще более угрожающей ноте. Треснуло, словно доска находилась на последнем издыхании и вот-вот разломится.
— Бог мой! — прошептал обер-лейтенант, замечая, как толстенная доска под его ногами покрывалась многочисленными трещинами. — О!
Они словно крошечные насекомые разбегались под его сапогами. Его руки заскользили по брюками, но никак не могли их подтянуть к верху. Испуганный взгляд с пола поднялся на одну из стен, которая за доли секунды превратилась в настоящую труху.
— А-а-а-а! — немец издал дикий крик, когда доски под его тяжестью скрипнули в последний раз. — А-а-а-а-а!
Тяжеленная крышка, сколоченная из массивных сосновых досок и совершенно не тронутая гниением, прессом смяла хрупкие стенки туалета и утрамбовала продолжающего орать человека в офицерское дерьмо.
_______________________________________________________________
Оккупированная территория. В 20 км. севернее п. Барановичи. Окружной лагерь для советских военнопленных Stalag 162 XI. Четкий квадрат стен из массивных бревен, опутанных тесными рядами колючей проволоки, ограничил довольно большой участок земли. В высоких, семиметровых вышек, прекрасно просматривалась вся территория лагеря — пара низких бараков, дома администрации и охраны, несколько припаркованных грузовиков... До леса было метров двести — двести пятьдесят, пробежать которые все равно не успеешь — пуля лети быстрее.
— Блох травят, — прошептал высокий скелетоподобный красноармеец, кутаясь в рваную шинель. — Чистоту, падлы, любят! Обкурят какой-то дрянью, дыши потом.
Остальные молчали. Изможденные землистые лица с потухшими глазами. Люди сидели прямо на земле, едва покрытой пожухлой прошлогодней травой.
— Слышь, одноглазый, блох говорю травят? — дылда не унимался, тукая в бок своего соседа — невысокого бойца с повязкой на левом глазу. — Видишь дымок?!
Тот поднял голову и уставился на барак здоровым глазом. Почти черной от въевшейся грязи он провел по подбородку и скривился.
— Нет там ни каких блох, — харкнул он между ног. — Еще вчера исчезли..., — высокий недоуменно посмотрел на него, потом повернул голову в сторону барака. — Блохи, мухи... Повар вчера с охраной разговаривал. Говорит и мышей не стало... Хреново все это...
— Да, хрен с ними! — встрепенулся сидевший недалеко от них мужик с длинными оттопыренными ушами. — Пожрать бы лучше дали. Хоть баланды этой чертовой! Живот аж сводит! — он с таким вожделением уставился в сторону кухни, что казалось еще немного и прожжет ее взглядом.