Честно говоря, в этот момент мужчина чрезвычайно напоминал дьявола-искусителя. Высокий, подтянутый, чрезвычайно уверенный в себе, отлично сидящий на нем костюм, белоснежная рубашка и едва уловимый пряный парфюм. Это был дьявол не для мямлей, трясущихся в подворотне от кошачьего визга или шаркающей походки подвыпившего негра... Нет! На стуле сидел дьявол для сильного человека, настоящего победителя, который привык не обходить препятствия, а идти на пролом.
— Все, — через несколько секунд молчания, словно выплюнул из себя Монтана. — Меня все не устраивает! — он с вызовом посмотрел на сидевшего напротив него человека. — Дерьмо все, о чем вы только что сказали.... Профессионал, герой, лучший полицейский..., карьера, мэр... Я, мистер, не ангел, — в его глазах на мгновение сверкнула боль, которую он сразу же упрятал глубоко-глубоко. — И я никогда не отказывался от пары лишних долларов, если они встречались на моем пути. Если даже, нужно было чуть подправить закон, я тоже шел на это!
Он криво усмехнулся и сразу же продолжил:
— Однажды я говорил с доном Чичо, — у его собеседника удивленно взлетели брови. — Да, да, с доном Чичо, человеком, который мог только одним своим словом выгнать на улицы этого чертова города почти две тысячи головорезов... Мне особенно запомнились его слова. Он сказал так... Знаешь, Френк, очень часто даже самая последняя потаскушка, через которую прошло полторы сотни парней, может выглядеть юной и невинной красоткой, призывно смотрящей на тебя, — с гримасой на лице мотнул он головой. — Вот так-то, мистер... Эти прелести, о которых вы мне расписывали с такой жадностью, показывает отнюдь не очаровательная крошка, а старая сифилитическая шлюха!
— Ха-ха-ха! — рассмеялся в ответ тот. — Я вас понял мистер Монтана, я вас отлично понял... Благодарю вас за сотрудничество, — он неожиданно встал с места и протянул агенту руку. — У нас к вам больше нет вопросов. Вы можете быть свободны, — Монтана с опешившим видом ответил на рукопожатие и пошел к выходу. — Берегите себя, мистер Монтана».
Плазменный экран замерцал и изображение несколько раз дернулось, как уже было до этого не раз.
«— Как он тебе, Джон? — на экране не было никакого изображения, шел лишь звук. — Ответь мне честно, — грудной женский голос вновь затих. »
— Знаешь, сестренка, ты скорее всего права, — ответил ей уже знакомый мужской голос. — Дело здесь нечисто, — мужчина замолчал и через секунду продолжил. — Слушай меня, Элеонор, мужа уже не вернуть, — в его голосе впервые за все время зазвучала искренность. — Подумай о себе! Если все, о чем ты думаешь, правда, то они пойдут на все, чтобы никто даже рта раскрыть не успел... Ты меня понимаешь? — по темному экрану по-прежнему бежали сполохи, сквозь который раздавались приглушенные рыдания. — Подумай о ваших детях.
133.
Отступление 169.
Реальная история.
[выдержка] газетная статья. Нью-Йорк-Пост, 15 декабря 1942 г. «Трумэн говорит ''НЕТ ''.
«... Я принимаю на себя президентские полномочия с тяжелым камнем на душе. Я, как весь американский народ, лишился не просто одного из Президентов САСШ, не просто одного из государственных деятелей, который трудился на благо благословенной Богом Америки. Мы потеряли настоящего Учителя, который своим каждодневным, упорным трудом являл всем нам пример истинного патриота. Забывая о тяжелой болезни, семье, Рузвельт в самые тяжелые для страны дни отдавал всего себя...
Я скорблю вместе с тобой, Америка! Но, можем ли мы, потеряв из наших рядов одного из лучших, оставаться в унынии и оставаться в бездействии. Сограждане, перед лицом Бога, я говорю «НЕТ». «НЕТ» нашим страхам, «НЕТ» радости нашим врагам, «НЕТ» нашему малодушию, «НЕТ» бездействию...».
[выдержка] газетная статья. Мормонская газета крупнейшей организации штата Юта САСШ «Times and Seasons». 16 декабря 1942 г.
«... И сказано в Книге Мормона, что что придет с Востока нечестивец, который не признает ни сына своего, ни матери своей, ни Бога своего. Та, где ступит его нога, останутся лишь разоренные пепелища, а там, куда положит он свою длань — лишь рыдающие вдовы и безутешные матери. Я говорю вам — Нечестивец уже пришел и поступь его шагов доноситься до нас грозным отзвуком. Это отзвуки плача немецких матерей, потерявших своих сыновей и мужей. Это отзвуки стонов голодных немецких детей, умирающих от голода и холода в разрушенных городах и селах...