Еще ниже крупной английской иголкой был приколот совершенно крохотный кусочек с едва просматривающимися буквами — «Последнее что видели пассажиры умирающего лайнера были красные звезды!». За заголовком сразу же шли расплывчатые буквы текста. «Из последних сил он держался за какой-то кусок дерева, который был для него последней надеждой на спасение. Замерзающие пальцы на руках одеревенели и практически ничего не чувствовали. Понимая, что сейчас утонет, мистер Уорд в ужасе мотал головой, надеясь увидеть спасательную лодку... Вот его взгляд наткнулся на огромную черную громадину, выплывающую из-за клубов дыма. Он закричал! Он думал, что спасен! Но блестящий черный металл, на котором горела кроваво-красная звезда, прошел мимо. Мистера Уорда накрыло волной...».
С самого края этой безумно трагичной мозаики примостилась еще одна статья, написанная от имени спасенного с тонущего лайнера. «Я не переставал повторять имя Господа. Сколько это длилось я уже не помню — может быть десять минут, может быть час или все три... Хотя мне показалось, что в воде я провел почти целую вечность.
… Будь прокляты те, кто обрек нас на страдание! Мы же абсолютно мирные люди и не заслужили эти жуткие страдания. Гореть вам всем в геенне огненной! Воистину так!...».
Отступление 183.
Реальная история.
8 февраля 1942 г.
Кремль, кабинет Сталина.
Раздается телефонный звонок.
Массивная трубка приподнялась в воздух:
— У аппарата Сталин... Здравствуйте, товарищ Молотов.
Лицо, покрытое мелкими оспинами, превратилось в каменную маску.
— Вы уверены, товарищ Молотов? — в голосе зазвенела сталь. — Вы можете утверждать, что данная информация является верной? — он категорически не терпел неуверенности; любые заминки в ответе, путаница в словах и т. д. воспринимались Сталиным, как «красная тряпка», как верное доказательство того, что человек ошибается. — Я повторяю, вы уверены товарищ Молотов? Это была советская подводная лодка?
В телефонной трубке что-то снова повторили.
Сталин, уже не слушал продолжавшего что-то говорить наркома иностранных дел. Он медленно положил телефонную трубку на место и начал заново забивать трубка приготовленным табаком из сломанных папирос. В воздухе поплыл душистый аромат...
— Началось..., — негромко проговорил он, смотря в сторону висевшей на стене карты.
___________________________________________________________
Мурманск, Мурманский оборонительный укрепрайон.
С массивного отрывного календаря смотрело мужественное лицо советского моряка, сжимающего винтовку с примкнутым штыком, и виднелась дата — 9 февраля 1942 г.
Армейский комиссар 3-го ранга Шикита смотрел в окно и молча размышлял, время от времени дергая щекой. «... Легко сказать — в кратчайшие сроки подготовить и провести операцию, — уже который час он с ожесточением вел этот бессмысленный спор сам с собой. — Ведь надо не только разгромить мощнейшую группировку немецких войск, но и еще отбросить ее за линию государственной границы... И чем? Двумя дивизиями и бригадой морячков?».
Он с тоской смотрел в окно, открывавшийся из которого вид нагонял на него еще большую безнадегу. С этого места, где находился деревянный домик политического управления, Мурманск был «как на ладони». За последние месяцы частые налеты немецкой авиации превратили некогда «живописный цветок» Заполярья в чернеющую груду пепла и углей. На склонах холмов, едва прикрытых снежными шапками, тот там тот тут выглядывали неказистые уцелевшие домики. Рядом с ними, на месте сгоревших изб, можно было разглядеть норы землянок, возле которых шныряли крошечные черные фигурки.
«Какое к лешему наступление? — неслышно бормотал он, с силой сжимая кулаки. — Да, они там полгода, как заведенные, укрепляли свои позиции... Это же настоящие крепости из природного гранита и привезенного бетона. Там даже корпусной артиллерии нечего делать! Моща! Три — четыре метра камня... Попробуй пробей?! А мы в лоб!». Шикита конечно понимал, что это приказ, что есть такое слово «НАДО», что иначе немцы ударят первыми и сметут их спешно собранные ударный корпус как крошки со стола. Он все это понимал, но не мог успокоиться!
Вдруг на хлипкая дверь открылась настежь, словно по ней с силой ударили. В проеме возникла дикое лицо его ординарца с выпученными глазами. Всегда важный, с замашками представителя «белой кости», он молча развал рот и делал хватательные движения руками.