Земля под мертвыми, стоящими истуканами, деревьями напоминала безжизненную пустыню. Кругом, на истлевших ветках, полусгоревших листочках и смятых внутрь пнях, лежала темно-красная пыль. В лучах заходящего солнца он становилась багровой, а отсветы от чернильных стволов деревьев окончательно придавали ей зловещий и многообещающий цвет крови. По почве в разные стороны змеевились глубокие трещины, в которых мог бы легко утонуть человек. Казалось, кто-то неведомый страшный в один момент высосал из земли все ее жизненные соки, оставив лишь спрессованную до каменного состояния почву.
Ему было очень больно...
''В очередной раз, едва не свалившись в полусон, полубред, Андрей услышал, как в палату кто-то входит, по-хозяйски шаркая туфлями, напевая что-то из репертуара Орловой.
— Доктор, доктор, это вы? — не выдержал Андрей, поворачивая лицо в сторону вошедшего. — Мне очень больно... Сделайте что-нибудь.
— Что-нибудь, что-нибудь..., — передразнил его голос пожилого мужчины. — Что-нибудь... Аристарх Петрович, что-нибудь, делать не может! — наставительно произнес он. — Все что я делаю, я делаю хорошо! — после этой наставительной фразы он замолчал на несколько минут, в течение которых осторожно его руки и лицо. — А, что же вы, батенька, себя так не бережете?! Я, конечно, понимаю... молодость горячит кровь, желание совершить геройство... Ну, зачем вы сломя голову бросились в огонь? Что не могли чем-то укрыться? — во время это речи врач чем-то противно пахнущим смазал его лицо. — У вас ведь, батенька, гангрена начиналась! Чуть ногу вашу не оттяпали! Понимаете?
Большой судорожно дернулся, словно его приложили электрическим током. Ноги, аккуратно укрытые синевато-белым одеялом, мелко задрожали.
— Мои ноги, мои ноги, — с ужасом зашептал Андрей, ощущая где-то в бедрах жаркий огонь. — Что с ними?
— А это, батенька, организм ваш борется, — доктор присел рядом с ним. — Раз больно, значит еще есть надежда. Вот когда боли не будет, то тогда пиши пропало''.
В разные стороны от вытянувшихся в небо обгоревших палок тянулся многокилометровыми завалами поваленный лес. Сначала деревья лежали практически на земле. С вывороченными наружу огромными корнями, с переломанными у само земли стволами они тоже были почти без сучьев. По всей их поверхности, обращенной к небу, проходила черная, обугленная полоса, на которой не было ни единого сучка. Через несколько сотен метров поваленные деревья сменились своими слегка склоненными собратьями. Их стороны, обращенные назад, уже были лишь слегка опалены. На тяжелой бугристой коре виднелись черные проплешины, оставленные когда-то бушевавшим здесь огнем. Казалось, пройдет совсем немного времени и от этих страшных ран не останется ни следа. Опаленные проплешины зарастут новой плотью, на обожженных ветках вновь набухнут почки и со временем появиться молодые, нежно-зеленые листочки... Но это были лишь кажущееся впечатление! Поваленные, склоненные и стоявшие деревянные исполины были уже практически мертвы. От могучих, полных сил, великанов остались лишь скрипящие на ветру разрушающие остовы.
'' — … У меня все горит, доктор! — Андрей метался на кровати, пытаясь вырваться из державших его рук. — Горит! Как же вы не понимаете? — нестерпимое жжение медленно заполняло его ноги — с самых щиколоток, до коленей, а потом и до бедер. — Это настоящий огонь! Слышите меня?! — он уже не мог терпеть и кричал во весь голос. — Что же вы ничего не делаете? У меня же горят ноги! — жжение становилось все сильнее. — Доктор?! Черт бы вас побрал!
— Держите его сильнее! — его помутневший рассудок с трудом различал голоса. — Он же сейчас вырвется! Доктор, надо резать! Гангрена пошла выше! Черные пятна..., — Андрей рвался все сильнее и сильнее. — Доктор, надо срочно резать! Мы можем не успеть! — паникующие голоса расплывались и становились странно тягучими. — Молчать! Раскудахтались, как безмозглые куры! Я вам дать резать! Успеете еще оттяпать! И куда ему, здоровому парню, потом с этой культей податься?! Куда я вас спрашиваю?! Резать, резать... Вам бы только резать.
Резко взлетевшая до немыслимых высот боль, вдруг начала медленно спадать. Сначала едва заметно, понемногу, она начала осторожно отпускать свою хватку.
— Еще немного подождем, — вновь прозвучал тот же самый гневный голос. — Один час своей роли не сыграет. А он парень не малохольный вроде. Сердечко, значит, в порядке. Выдержит тогда.
На горевшие диким огнем бедра словно дыхнуло свежим прохладным ветерком. Андрей со стоном вздохнул и попытался расслабить скрученные судорогой мышцы тела. Те поддавались с трудом, нехотя. Казалось, вместо спины, рук и ног у него были проржавевшие насквозь железки-конечности, которые если внимательно прислушаться, начали издавать противный и мерзкий скрип.