Маша отступила в кусты, замотала головой. А Фарид продолжал:
— Вон там на горе мой дом. Приедем — будем чай пить. А хочешь — в Каслинскую отвезу.
Вывалился из кабины, схватил Машу за руку и втолкнул на сиденье.
— Помогите! — крикнула Мария.
Кавказец потушил фары, и кабина погрузилась в темноту. Сбоку от руля, освещая толстые волосатые руки, мерцала синяя лампочка.
Фарид повернулся к девушке, сверкнул золотыми зубами.
— Ты, девка, зачем кричишь? Кого зовешь? Кто придёт сюда? А я что — зверь, да?.. Я буду убивать? Зачем?.. Я денег дам. Фарид добрый, вот они деньги.
Он открыл черный чемоданчик, и там плотными рядами были сложены пачки долларов.
— В большом городе Волгограде у гостиницы дэвушки ходят. Десять долларов за час просят. Десять! — слышишь?.. А я сто дам. Иди ко мне. Садись на колени.
— Помогите! — вновь закричала Маша, но голос её оборвался, не выплеснувшись за салон машины. Она ещё сильнее вжалась в сиденье, а Фарид взял её руки, а затем обхватил за шею, потащил к себе. Маша раскрыла рот, хотела вновь кричать, но из горла послышался слабый хрип, и она потеряла сознание. Не знает, не помнит, как очутилась на коленях Фарида, и очнулась лишь тогда, когда он стаскивал с неё одежду. Очнулась и локтем упёрлась в грудь кавказца — в область сердца. Он ойкнул, откинулся к стенке кабины и вдруг захрипел. Тяжёлая голова его повернулась к Маше, и она в синем свете мерцающей лампочки увидела его ошалелые глаза. Он тянул к ней руку: «Валидол!.. Здесь, в чемодане, валидол». Маша открыла чемодан, шарила рукой по гладким пачкам денежных купюр. В уголке нашла упаковку с таблетками, подала старику. Фарид хватал губами воздух, тряс рукой и что-то пытался сказать, но язык его уже не слушался. Он уронил голову на спинку сиденья. Губы его посинели, рот широко раскрылся. С минуту он лежал недвижно, а потом дёрнулся всем телом и с шумом выдохнул воздух. И обмяк, рука его повисла, а голова медленно повернулась к Марии, и он уставился на нее остекленевшими глазами.
Маша коснулась его плеча:
— Эй, вы, дядя! Что с вами?..
И машинально сунула ему в рот таблетку валидола. Таблетка недвижно лежала на языке. А Маша снова коснулась пальчиками его плеча:
— Эй! Очнитесь!..
Чёрные глаза кавказца вылезли из орбит и страшно таращились на Марию. Она отпрянула к дверце и вывалилась из кабины. Отползла по снегу к кусту шиповника, укололась и снова вскрикнула. И опрометью ринулась в чащобу леса. Бежала, и ей казалось, что Фарид гонится за ней и вот-вот её настигнет. Так она бежала долго, но тут в голову ей бросилась мысль: «Там же деньги! Много денег!..»
Обхватила ствол тонкой берёзы, тяжело дышала. На языке вертелись трезвые мысли: «Дурочка! Он же умер. Возьми чемодан с деньгами».
Медленно, с буйно колотящимся сердцем, побрела назад. Дверца кабины оставалась открытой, кавказец лежал в прежней позе. Маша схватила его за руку, стала трясти, но он был недвижен. Потянула на себя чёрный дипломат. С минуту стояла в нерешительности, о чём-то думала, но о том, что кавказец оживёт и завтра к ней заявится за деньгами — такая мысль в голову не приходила. Потащила чемодан в лес. Однако тут же остановилась. Снова хотела убедиться, не очнулся ли Фарид, и решила переложить деньги в свой заплечный мешок, а чемоданчик оставить в машине.
Фарид лежал бездыханный. И Маша осмелела. В руках и ногах появилась упругость. Перекидала деньги в сумку, оставила в чемоданчике две пачки и метнулась в лес. Минут десять шла в сторону Каслинской, увидела огоньки и пустилась бегом к дому. Шарик кинулся навстречу, прыгал, ласкался, и так вдвоём они приблизились к калитке. Двери Маша открывала тихо, в доме свет не зажигала. Выложила еду, которую она приносила для своих питомцев.
Вдруг ей пришла мысль, и, как показалось, она была счастливой: заложить пачки долларов за мешковину с сеном, которой в углу сарая прикрывались две стены и защищали от холода её любимую козочку Сильву. Маша схватила сумку и побежала в сарай. Сильва поднялась со своего ложа и потянулась мордочкой к Маше. И когда та стала закладывать упаковки за мешковину, лизнула тёплым язычком лицо хозяйки, ожидая от неё хлеба и каши. Но еду своей любимице Маша давать не торопилась, а что-то там делала в углу её жилища. Но вот Маша затолкала все пачки, кроме одной, выровняла козочкин ковёр и поспешно удалилась. Никогда ещё Сильва не видела свою хозяйку такой беспокойной и сердитой. Она была точно чужая, и Сильва, смущённая таким обстоятельством, не спеша улеглась в свой угол. Не думало бедное животное, что отныне оно выполняет роль цербера, охраняя несметные богатства.