Из тьмы неба в жидкий пузырь фонарного света свисли нити ветвей с редкими, желтыми листочками. Силуэт мужчины. “Какой свежий, не бутафорский воздух… Да, к тебе… Да-да… спасибо… о-о, спасибо… и вам спасибо… конечно… сейчас я устал, обязательно в следующий раз”, — проговорил про себя Сергей и надел вежливое, уставшее лицо.
Человек отдал ему букет и внимательно посмотрел в глаза.
— Что, скажете, доктор? — усмехнулся Сергей.
— Вы правы, я и есть доктор, — мужчина пожал плечами.
— А я пошутил.
— Бам Петрович Шалбанов, психотерапевт.
— Что ж, очень приятно.
— И мне приятно, а моей жене как приятно! Жаль, сама она постеснялась к вам подойти.
— Ну-у, обычно стесняюсь я…
— Не буду вас задерживать, — вдруг сурово перебил Бам Петрович. — В нашей клинике появился Перепелка.
— Что?
— Появился, скажем так, параноидный тип — молодой человек, твердо уверенный, что он — это вы.
— Потрясающе, как Наполеон?
— Наполеон уже не актуально, есть Сталины, естественно Путин, появился Медведев и вот вы…
Этой ночью, в одиночестве стоя в колеблющемся вместе с деревьями круге фонарного света, Сергей понял, что случай дарит ему новый спектакль, не похожий на все, что он делал раньше. Моноспектакль “Я не ПЕРЕПЕЛКА”, где он в одном лице будет играть самого себя и сумасшедшего, считающего себя ПЕРЕПЕЛКОЙ.
Удручающая, до мелочей знакомая больничная обстановка, те же запахи и звуки, отсылающие в далекое и неизбывное прошлое. “Особенные” запахи — в психушках Голландии хлоркой вряд ли воняет.
Бам Петрович относился к Сергею двойственно — то как к писателю и хорошему знакомому, то как к больному. Они были почти ровесники.
— Вот этот полный мальчик — Ксения Собчак.
— Он же мальчик.
— Ну, да. Вот мужчина, который нашел миллион долларов.
— И?
— Очень хотел найти миллион долларов и нашел-таки. Пошел менять в обменник. Мир — дурдом, конечно, но не настолько, чтобы кипу рекламных листовок считать за доллары. Сдали его в милицию. Теперь он министру внутренних дел пишет, генпрокурору, во Всемирную организацию по борьбе с пытками направил письмо, председателю комиссии по правам человека при президенте, омбудсмену России.
— Забавно. А где же Я?
— На обеде… Вон дядя, которому кажется, что он убил человека, — скрывается здесь от мафии. Возле мусорки мальчик, повернутый на пластических операциях члена.
— Как же это все излечивается? Все так непросто.
— Да уж, это вам не лягушку через задницу надувать.
— Блин, но как же вы их лечите, интересно?! — перед всеми, в ком он на какое-то время нуждался, Перепелка разыгрывал непосредственную детскость.
— Как?! — вдруг возбудился Бам. — На мне тридцать больных! Я им даже элементарную психотерапевтическую помощь оказать не могу. У меня семья, я — ученый! А вынужден работать на нескольких ставках, как в платном, так и в бесплатном отделении.
— Да, да…
— Но и там и там все равно отсутствуют современные медикаментозные средства, те, что есть, — имеют выраженные побочные эффекты! — Бам оторвал лепесток от цветка в горшке и зажевал. — Поэтому я применяю как древние эзотерические практики, так и нейролингвистическое программирование, — Бам искоса посмотрел на Сергея. — Голотропное дыхание, трансперсональная психотерапия.
— Какой ужас… Вечная палата номер шесть.
— Да ну бросьте уже эту школьную пропаганду! До революции в России было двести и более частных психиатрических больниц с коллективом из 3—4 врачей достаточно высокой квалификации. Получается, что один психиатр вел 5—6 душевно больных. Медсестер было больше, — он снова сорвал лепесток и задумчиво сжевал его. — Доктор Чехов, как всегда, взял вопиющий случай какого-то Мухосранска, а большевики его распиарили! Даже государственные психиатрические больницы сравнительно редко пользовались приемами стес-не-ния психически больных, не говоря уже о частных психиатрических учреждениях, где они были абсолютно невозможны. У меня об этом статья в инете есть.
— Надо же.
— Ну, вот и Ты вышел. Он пока на платной… Но это ненадолго, по опыту знаю — не потянут.
— Как в американском кино, — сказал Сергей. — Клиника, парк, желтые листья, сумасшедшие.
— Даже и сравнивать нечего. Мы сильно отстали в вопросе частной психиатрической помощи, одно слово — институт Сербского и Кащенко.
Сергей напряженно всматривался в одинокую фигуру в длинном халате — они разительно отличались. Человек оглянулся и посмотрел на окно. У Сергея от напряжения заслезились глаза и перехватило горло. Ему было жалко этого человека, он почувствовал себя виноватым в его болезни, не просто болезни, а как бы в убийстве, уничтожении другой личности.