Герцог с размаху бросил свое тело на самую середину мешка, который послушно принял форму довольно уютного кресла. Если объективно - так и поудобнее тех, которые стоят в гостиной замка. Сделать там, что ли, перестановку? А что, идея богатая. Лоре должно понравиться. А шокировать местное общество сильнее он уже вряд ли сможет.
Или он себя недооценивает?
Помнится, совсем недавно, после виселицы в бальном зале, все говорили что дальше уже некуда. А он взял - и угодил в собственную крепость. Бал, однозначно, переплюнул. Что дальше?
...А дальше открылась дверь, без скрипа и без запредельных усилий - и в камере появился Волк. Монтрез про себя порадовался - все же не зря он в свое время зачаровал эту дверь, на совесть. Больше десяти лет прошло, а заклинание все еще держалось и даже злее стало, на "вопящие" петли жаловался весь гарнизон.
Он строго запретил их смазывать, но заметил по потекам на досках, что пару раз, а, может, и больше, его ослушались. А толку? Все равно ушераздирающий скрип был слышен аж на улице... Зато теперь никто не догадывался, что у него гость. По легенде, Волк сейчас мирно выпивал с капитаном, после того, как посмотрел приболевшего солдата.
Увидев герцога в "кресле" друг и вассал слегка расширил глаза, ему тоже понравилось. Быть в Пьесте новой моде.
- Извини, что не приветствую, - Эшери усмехнулся, - я теперь что стою, что лежу - все равно сижу.
На столе появился очень простой ужин. Вкусы милорда совпадали со вкусами четвертьоборотня и были, откровенно, плебейскими: оба любили наваристую похлебку с коркой хлеба, густо натертой чесноком, любую кашу, лишь бы с мясом или, хотя бы, с брынзой и рыбу, запеченную в глине. Удивительного здесь не было, к чему приучили в детстве - то и любим всю жизнь, а детство обоих пареньков было довольно суровым.
Кого это волновало? Да никого. На балах и приемах можно было поковырять двузубой серебряной вилкой грудки перепелов в мускатном соусе и отодвинуть, сделав вид, что такой-то ерундой каждый день дома объедался. А когда тебя никто не видит, кроме совсем своих - зачем издеваться над вкусовыми рецепторами?
- Вытащить тебя тихо не получается. - доложил Волк, - Если бы здесь были только твои - разговора нет, но эти из столицы. Личная гвардия Его Святости Сая.
- О как! - удивился Эшери, - капюшон изволил прибыть сам. Хм... А разве шпионаж - не светское преступление, причем здесь Храм?
- Шпионаж в пользу еретиков, - поправил Волк, - Сай это подал так. Так что выбор у тебя между костром за ересь и веревкой за измену. Что ты предпочитаешь?
- Прямо не знаю... все такое вкусное.
Места на мешке вполне хватило двоим.
- Ключ от браслета будет. Но Пеше сказал - не золото. Услуга.
- Обойдется, жадная креветка. Еще я у ночных братьев в должниках не ходил и услугами не расплачивался.
- О тебе речь не шла. Долг либо я, либо Обжора примем, с нас много не возьмешь.
- Не вздумайте, запрещаю, как сеньор. Эта дорожка в один конец...
- Вывернулись бы, - возразил Волк.
- И так вывернемся. Или ты во мне сомневаешься? - Зеленые глаза лукаво сощурились.
- Ни на миг, - мотнул головой вассал, - Верю, как всем богам разом. Просто с ключом верил бы еще крепче. Эшери, может быть, все же, послать гонца императору?
- Забудь об этом прямо сейчас, - мотнул золотой гривой Монтрез, - Только Его Величества мне тут и не хватало для полного и всеобъемлющего верноподданного счастья. А то тут без него бардака мало. Подумай сам: я на своей земле. И здесь всего два полка и дюжина обнаглевших долгополых. Если я, вместо того, чтобы построить их в шеренгу и показательно выпороть, кинусь к императору с воплем: "мамочка, спаси"... ну, тогда, может быть, в идее Протектората есть рациональное зерно?
- Мне не нравится, что опять твоя голова на кону, - признался Волк.
- Договорились, - покладисто кивнул герцог, - в следующий раз поменяемся. Ты будешь сидеть в камере, а я - тебе паек носить.
Кавенди догадывался, что устроить публичный суд над герцогом Монтрезом, и не где-нибудь в Аверсуме, а прямо в сердце его собственных земель так себе идея. И даже рискнул намекнуть об этом одному из приближенных Его Святости, Сая - но получил в ответ лишь отеческое пожелание не лезть не в свое дело.
В чем-то храмовник был прав. Все, что было у Кавенди - смутные предчувствия. Ни имен, ни адресов, ни планов гипотетических "заговорщиков"... Ломиться к Его Святости с заявлением, что эмиссару "как-то не по себе"?
Не смотря на огромную власть, которую давала ему должность, жрецов толстяк побаивался, и даже не стыдился этого. Было бы странно не бояться тех, кто может любое твое слово объявить "хулой на храм" и отправить сначала в пыточную, а потом и на каторгу. С "урезанным" языком и позорным клеймом на лбу.