Еще больше пугало толстяка право жрецов судить не только за поступки или слова, но и за "не благие намерения". То есть: ты еще ничего не совершил, только подумал - и получай в обе руки статью: "Об умыслах, направленных против Храма". Десять лет каторги, между прочим - а на императорских галерах больше пяти лет не жили, не выдерживали. Да и не в его возрасте весло осваивать.
Но чем дольше стучали топоры под окнами, чем выше поднимался помост для судей, чем шире выстраивались на площади ряды сначала кресел с навесами, потом кресел без навесов, а потом просто скамеек - тем больше Кавенди мрачнел.
Последней каплей стал здоровенный, грубо обтесанный столб. Чтобы установить его прямо на площади, пришлось выворотить несколько камней. Прямо к нему подвезли и сгрузили две телеги дров.
Что за демоны вынесли эмиссара из отведенной ему комнаты и погнали на третий этаж ратуши, где разместился со свитой Его Святость, толстяк не сказал бы и сам. Точно - не совесть. И не милосердие. И не жажда справедливости - Кавенди по-прежнему был уверен, что прав в своих подозрениях на счет Монтреза, но...
Костер - это уж как-то слишком. Сначала должно быть беспристрастное следствие, затем суд лордов, допрос на амулете истины. Приговор должен утвердить Его Императорское Величество и - дать возможность грешнику испросить помилования. Как минимум - веревку на закате!
То, что творил Его Святость, было больше всего похоже на личную месть. Очень торопливую месть. В Атре сгорел его брат. Это, конечно, не могло влиять на суд Храма... Но, кажется, все же, влияло.
Эмиссару повезло, все три линии обороны он прошел как хорошо разогретый нож кусок сливочного масла, его должность оказывала на охрану прямо-таки магическое действие. А последний рубеж, секретарь Его Святости, отлучился. То ли по важным храмовым делам, то ли просто до ветру. Со служителями тоже случается, время от времени.
В этот раз - очень вовремя.
Сай был один. Он сидел за массивным двухтумбовым столом из красного дуба и, похоже, правил свою речь, которую секретарь подготовил для суда. Острым зрением Его Святость похвастаться не мог, целители разводили руками и секретарь просто старался писать покрупнее.
Кавенди с трех шагов разглядел, что бумага вся исчеркана вдоль, поперек и даже по диагонали. Слова "тяжкое преступление против Храма" были зачеркнуты, сверху написано: "бесчеловечное", снова зачеркнуто, исправлено на "омерзительно бесчеловечное" и снова зачеркнуто. Речь пестрела вставками вроде: "гнева Небес" и "крови мучеников, вопиющих..."
- Благословите, Ваша Святость, - произнес Кавенди и со вздохом опустился на колени. Вздыхал он не о грехах, а о том, как трудно будет вставать - отяжелевшее тело и суставы, с возрастом потерявшие гибкость, были источником непрерывного огорчения. Но в этот раз толстяк поднялся неожиданно легко. Даже плечо, потянутое в схватке с пиратами, не ныло. Компрессы и мази, которыми щедро поделился пепельноволосый воин-лекарь, и в самом деле были волшебными.
- Какая срочная нужда привела тебя ко мне, сын Неба? - спросил Сай высоким, слегка дребезжащим голосом. - Я немного занят...
Кавенди поднял глаза. Жрец был не стар - моложе него, но бремя служения наложило свой отпечаток: волосы, от природы не слишком густые, обильно поседели и еще больше поредели, отчего стало видно, что уши у святого человека оттопыриваются, шея короткая, а правое плечо чуть-чуть, почти незаметно, но выше левого. Незаметно потому (Кавенди вдруг понял это совершенно отчетливо, словно откровение свыше получил), что хламида у Сая пошита на заказ, и в плечо подложена вставка.
Его Святость немного прихрамывал - тоже из-за этого?
Светло голубые, льдистые глаза уставились на Кавенди с отеческим укором. Похоже, Саю не терпелось вернуться к речи.
- Ваша Святость, я видел на площади столб. И дрова, - начал эмиссар.
- Уже установили? - уточнил жрец, - Славно как! Надо проследить, чтобы работникам дали по три медяшки... Хотя, это не Аверсум, хватит одной.
Кавенди собрался с духом и осторожно попробовал настроение духовного пастыря столицы, как пробуют воду пальцами ноги перед тем, как нырнуть с головой:
- Ваша Святость, не слишком ли это неосторожно? Не лучше ли будет, если суд состоится в Аверсуме и приговор будет исполнен там же? Монтрез - герцог и родственник Его Императорского Величества.
- Вот именно, - резко кивнул Сай, - еретик и сын еретички, виновный в шпионаже в пользу замаранных адом. Да еще и родственник императора, который, скажем прямо - тоже не образец доброго прихожанина и сына Храма. Императрица бросится в ноги, Рамер ей, конечно, уступит - и мерзавец уйдет от расплаты куда-нибудь на галеры в южных портах. Где его дружки с удовольствием организуют ему побег. И что мы получим? Новую банду? Нет, Кавенди, все должно закончится здесь и сейчас. Я в своем праве, никто не посмеет меня остановить. А если и посмеет - то не успеет.