Стивен стоял на одной из ступеней портика, но Крэнли не уважил его никаким знаком приветствия. Стивен вставил несколько фраз в разговор, но по-прежнему его присутствие не удостоилось внимания Крэнли. Подобный прием ничуть не обескуражил его, хотя довольно заинтриговал, и он выжидал спокойно своего часа. Один раз он обратился напрямик к Крэнли, однако не получил ответа. Ум его начал это переваривать, и в конце концов переваривание отразилось в продолжительной улыбке. Пока он так получал удовольствие, улыбаясь, он заметил, что за ним наблюдает Линч. Линч отделился от компании и сказал: «Добрый вечер». Потом он вынул из бокового кармана пачку сигарет «Вудбайн» и протянул одну Стивену со словами:
– Пяток на пенни.
Зная, что Линч живет в большой бедности, Стивен взял сигарету с признательностью. В молчании они курили несколько минут, и наконец вся компания в портике тоже смолкла.
– У тебя есть копия твоего доклада? – спросил Линч.
– А тебе нужно?
– Я бы хотел прочесть.
– Завтра вечером захвачу тебе, – сказал Стивен, поднимаясь по ступенькам выше.
Он подошел к Крэнли, который стоял, прислонясь к колонне и глядя прямо перед собой, и легким жестом тронул его за плечо.
– Мне надо поговорить с тобой, – сказал он.
Крэнли медленно повернулся и поглядел на него. Затем спросил:
– Сейчас?
– Да.
Они направились по Килдер-стрит, ничего не говоря. Когда они подошли к Грину, Крэнли сказал:
– Я еду домой в субботу. Может, мы дойдем до станции Харкорт-стрит? Я хочу посмотреть час отправления поезда.
– Хорошо.
На станции Крэнли очень долго разглядывал расписания поездов и делал таинственные выкладки. Затем он проследовал на платформу и продолжительно наблюдал, как перецепляют паровоз от товарного поезда к поезду пассажирскому. Паровоз пускал пары, оглушительно свистел и катил волны густого дыма к своду вокзала. Крэнли сказал, что машинист родом из его мест, сын одного сапожника из Тайнахили. Паровоз совершил серию неуверенных рывков и наконец приладился к поезду. Машинист высунулся сбоку и апатично смерил поезд неспешным взглядом.
– Я думаю, ты бы назвал его чумазым Джейсусом, – сказал Крэнли.
– Крэнли, – произнес Стивен, – я оставил Церковь.
При этих словах Крэнли взял его под руку, они вышли с платформы и спустились по лестнице. Как только они были вновь на улице, он ободряюще спросил:
– Так ты оставил Церковь?
Стивен передал всю беседу фраза за фразой.
– Так значит, ты уже совсем не веришь?
– Я не могу верить.
– Но в прежнее время ты мог.
– Теперь не могу.
– Если бы захотел, ты бы смог и теперь.
– Ну значит, не хочу.
– Но ты уверен, что ты не веришь?
– Абсолютно уверен.
– Почему ты не идешь к причастию?
– Потому что я не верую.
– А ты бы не причастился кощунственно?
– Зачем это мне?
– Ради матери.
– Не вижу, почему я это должен.
– Твоя мать будет мучиться. Ты говоришь, что ты не веришь. Гостия это для тебя кусочек простого хлеба. И ты бы не съел кусочек простого хлеба, чтобы не причинять матери страданий?
– Во многих случаях съел бы.
– А почему не в этом случае? Тебя разве что-нибудь останавливает от кощунства? Раз ты не веруешь, тебя ничто не должно.
– Погоди минуту, – сказал Стивен. – В данный момент совершение кощунства меня отталкивает. Я продукт католичества. Меня запродали Риму еще до моего рождения. Теперь я порвал цепи рабства, но я не могу вмиг избавиться от всех чувств, что были в моей натуре. На это потребно время. Но если бы возник случай крайней необходимости – например, речь шла бы о моей жизни – я бы совершил любую чудовищность с гостией.
– Многие католики сделали бы то же самое, – сказал Крэнли, – если бы речь шла об их жизни.
– Верующие католики?
– Ну да, верующие. Выходит, по тому, как ты себя проявляешь, ты верующий.