На мгновение моя квартирка погрузилась в уныние, такое густое и липкое, что я ощущала его кожей. Обычно, расследуя очередное убийство, я устраивала мозговой штурм у себя дома: ночь, виски, на диване Роб — крутит в пальцах резиновое колечко, а сам тем временем выискивает проколы в моих рассуждениях. К операции «Весталка» мы привлекли Сэма. Помню, как он робко улыбался мне, как у окна кружила мошкара, а я про себя думала, как хорошо нам троим, хорошо, несмотря ни на что. Какие мы счастливые и неиспорченные. Моя тесная квартирка, кисловатый запах остывшей китайской еды; нога, которая все еще болела, после того как я стукнулась об угол дивана, Фрэнк с его многозначительными взглядами и улыбочками, — нет, это скорее дурной сон или жутковатое, искаженное отражение в кривом зеркале. В какой-то момент меня посетила совершенно абсурдная мысль: «Хочу домой!»
Сэм отодвинул в сторону стопку топографических карт — осторожно, поглядывая на нас, словно хотел убедиться, что никому не помешал, — и поставил на стол чашку. Фрэнк примостил задницу на самый край дивана, подпер руками подбородок и сделал вид, что задумался. Я же старалась смотреть в пол, лишь бы они не заметили выражение моего лица. На столе, под картонкой с рисом, лежало фото Лекси на приставной лестнице в Уайтторн-Хаусе, в комбинезоне и мужской рубашке, вся с ног до головы в белилах. Впервые ее вид не вызывал у меня отторжения. Она словно спустила меня на грешную землю, плеснув в лицо свежей водой, рассеяла все прежние мысли. Я даже потянулась и накрыла снимок ладонью.
— Ну хорошо, попробую, — ответила я. — На многое не рассчитывай, этого я тебе не обещаю. При данных-то обстоятельствах.
Обычно психологический портрет строится на шаблонах. Чаще всего, при единичном убийстве, никогда точно не знаешь, что случайность, а что настоящая зацепка; что лишь следствие жизненных обстоятельств убийцы, а что — результат его тайных черных замыслов. Одно-единственное убийство в среду вечером мало что говорит, а вот будь их три, и все похожи, — это уже дает основание утверждать, что у нашего парня тем вечером была лазейка; и если вы откопали кого-то, чья женушка по средам играет в лото, желательно не хлопать ушами. Фраза, брошенная во время изнасилования, сама по себе мало что значит. А вот если изнасилований было четыре, это уже зацепка. Глядишь, бывшая подружка или жена ее узнает.
— Все, что угодно, — сказал Сэм. Открыл блокнот, достал ручку и подался вперед, поедая меня глазами — мол, я готов. Затем повторил: — Все, что угодно.
— Ладно, — ответила я. Мне даже не нужна была папка. Хватит того, что всю ночь напролет размышляла над этой загадкой, пока Фрэнк, словно буйвол, храпел на полу, а черный цвет за моим окном сменялся серым, а потом золотым. — Прежде всего убийца скорее мужчина. Женщину, конечно, тоже исключать нельзя; если вам вдруг попадется подозрительная особа, не проходите мимо, но, по статистике, удар ножом — в большей степени мужское преступление. Будем считать, что имеем дело с мужчиной.
Сэм кивнул:
— И я так думаю. А что скажешь насчет возраста?
— Во всяком случае, не подросток. Это однозначно. Уж слишком хорошо все продумано, до малейших деталей. Но и не старик. Накачанная мускулатура в данном случае тоже не обязательна, а вот хорошая физическая форма нужна: бегать по сельским дорогам, карабкаться через изгороди, тащить тело. По моим прикидкам — от двадцати пяти до сорока лет.
— А еще похоже, — сказал Сэм и черкнул что-то в блокноте, — что местность он знает хорошо.
— Верно, — согласилась я. — Либо местный, либо постоянно крутился в окрестностях Гленскехи, потому что округу знает как свои пять патьцев. Думаю, даже сделав свое черное дело, он еще какое-то время зависал где-то поблизости. Убийцы, совершившие преступление, так сказать, на чужом поле, обычно стараются как можно скорее слинять. Судя по картам, тамошняя округа — настоящий лабиринт, но ведь когда Лекси от него убежала, он нашел ее — и это в глухую-то ночь! Напоминаю, Гленскехи не город, уличных фонарей там нет.
По какой-то причине рассуждения давались мне с трудом. Я мысленно перебрала все вплоть до мельчайших деталей, прошлась по всем известным мне из учебников теориям, а убийца как был, так и оставался человеком-невидимкой. Стоило протянуть к нему руку, как он ускользал сквозь пальцы словно дым и исчезал где-то за горизонтом. А я оставалась лицом к лицу лишь с мертвой девушкой. Я пыталась убедить себя, что составление портрета — такой же навык, как кувырок назад или езда на велосипеде: стоит забросить это дело, и прощай ловкость. Но это еще не значит, что сам навык утерян навсегда.