— Сынок, зачем тебе этот рожон? Найдут — всех нас расстреляют.
— Кто найдет? А если даже найдут, так что с того? Мы ничего не знаем. Ты винтовку не трогай, мама. Потом перепрячу, а пока пускай там лежит.
Володя взялся за вожжи, но мать удержала:
— Подожди минутку, и я с тобой.
Веял ласковый теплый ветерок. Низко над дорогой мелькали ласточки. Поздним летом мошкары становится меньше, и почти вся она оседает на конский навоз по дорогам. Колеса телег поднимают тучи мошек в воздух, и ласточки тут как тут. Говорят, будто эти заядлые охотницы всегда летают с открытым клювом.
На поле уже было многолюдно, но не слышно было ни веселых голосов, ни гармони, которая раньше, бывало, играла не умолкая.
Приехали на телегах Микола, Федя Кисляк и другие хлопцы. Савка велел девчатам подавать снопы на возы, для этого даже свою дочь прислал. А мужчины отправились косить овес. Только старый Шайдоб вертелся на сжатой полосе.
— Откуда начнем? — спросил Микола.
— Давай с Шайдобовой, там посуше, — предложил Володя.
Лида вспрыгнула на его телегу, остальные девчата подсели к другим хлопцам. Но только начали укладывать снопы на телеги, как подбежал Шайдоб.
— Кто тебе позволил? — вырвал он сноп из Лидиных рук.
— А что, ваше? Это еще колхозное! — огрызнулась девушка. Володя впервые видел у нее такие злые глаза.
— Ты потише, девка, — рубанул Шайдоб и погрозил пальцем. — Знаю, за какое счастье ты горе купила.
— А вы и горе не продавали, а уже счастье купили, — не удержался, подколол старика Володя. — Только очень уж оно дешевое.
— Молчи, и тебя знаю, — в ярости забрызгал слюной старик. — Бежал за красноармейцами, да не догнал, вот и вернулся.
— Шли бы вы, дядька, домой, — встал Микола между ним и Лидой. — Не нарывайтесь на неприятности. Это не в колхозе, где кто не работает, тот не ест. Мы без вас все сделаем: и обмолотим, и в хату привезем.
— Ничего, это самоуправство вам припомнят. И снопы мои назад привезете, босота, — плюнул Шайдоб и побежал к дороге.
— Гляди, какой жадный, готов все колхозное перетащить к себе, а люди хоть подыхай, — заметил Федя. — Наверное, к Зининому отцу побежал.
— А отец как раз говорил, что нельзя позволять ему отбирать у людей их добро, — робко произнесла Зина.
До обеда все снопы по одну сторону траншеи были свезены и сложены в прежнем колхозном гумне.
— Хлопцы, будете возвращаться, захватите лопаты, — предупредил Савка. — Сделаете переезды через траншеи.
После обеда, прежде чем засыпать траншею, ребята решили осмотреть все изрытые места. Нашли шесть ящиков с противотанковыми минами, множество патронов и винтовок. Всех удивили немецкие автоматы: как они могли попасть на наш передний край?
— Ребята, — предложил Володя, — давайте спрячем все это. Придет время, отправимся на Днепр и Добасну рыбу глушить, а зимой на диких кабанов поохотимся.
— Правильно, кабана только и можно взять пулей, — подтвердил Микола. — Но об этом никому ни слова.
Пока хлопцы закапывали оружие, а девчата и женщины сносили в одно место снопы, на густую траву пала роса. Володя крепко увязал последний воз, подсадил Лиду и Зину, сел сам и хлестнул лошадь.
Со стороны Жлобина по дороге медленно шла женщина. «Кто это к нам в деревню так поздно?» — подумал Володя. И вдруг Лида во весь голос закричала:
— Стой, стой! Остановись!
Володя потянул вожжи и не успел оглянуться, как девушка птицей слетела с воза, а за нею и Зина.
— Мамочка, мама! — долетел до него радостный крик Лиды.
4
Кончилось бабье лето: приземлились паучки на ржище. Падали желуди, стукаясь о тугие ветви дубов, пожелтели вишенники. На болоте, в темно-зеленой поросли елей и сосен, словно огромные свечи, пылали вершины осин. В садах, перелетая с дерева на дерево, ныряли в воздухе пестрые дятлы, прыгали по веткам неугомонные синицы.
Возле Шайдобовой избы стояла старая разлапистая верба. Оседланный жеребец, привязанный к ней, грыз ствол, отрывал тонкие полоски лыка и медленно жевал их крепкими белыми зубами. На землю падали клочья пены и тут же смешивались под копытами с землей. Чувствовалось, что жеребцу надоело стоять.
— Господин бургомистр, ваш жеребчик, наверное, проголодался? — вспомнил старый Шайдоб.
— Ага, — Бодягин, сидя над тарелкой холодцом, кивнул головой. — Овса ему! Овса!
— Где же его взять? — глянул Шайдоб на жену. Та лишь зажмурилась, и старик понял. — Нету.
— Врешь, есть! — пьяным голосом крикнул Василь.