— Соседушка, сходила бы ты в Селище и попросила врача наведаться ко мне. Никак не заживает у Сергеева пятка.
— Хорошо, схожу. Ярошев — свой человек, он все сделает.
Врач пришел на следующий день. Политрук скрыл от него свое воинское звание, назвался рядовым бойцом. Ярошев не высказал никакого сомнения и был явно доволен, что оказался полезным.
— Скоро, скоро встанете, — сказал он. — Рана затянулась. Немного погрубеет кожа, и все.
Политрук повеселел, начал рассказывать о знакомых жителях Дубовой Гряды. Врач одобрительно кивнул:
— Хорошо, что вы сплачиваете молодежь. Ее нужно оберегать от фашистского влияния. Думаете, в полиции все только социальные враги? Отнюдь. Одному жить не на что, другого силой заставляют служить. Конечно, семья не без урода, есть и такие.
— Боюсь я за здешних ребят, — признался Сергеев, — как бы из-за какой-нибудь глупости не погибли. Есть отчаянные, прямо-таки горят ненавистью к фашистам. А выдержки не хватает. Как только поправлюсь, из этой деревни уйду, меня тут многие знают. А пока надо ребят сдерживать.
«Оружие прячем, а какая от этого польза! — сидя дома, хмуро думал Володя. — Будет лежать, пока ржавчиной не покроется. Дожидайся, а чего? Чтобы за горло взяли? Собраться бы да в лес и оттуда, как дед Талаш, — громи! Так нет, Сергеев боится. Мама, наверное, рассказала ему и о винтовке, и о моем своеволии…»
Вдруг в избу вбежала Лида.
— Сергеев просит, чтобы ты зашел к нему, — не поздоровавшись, выпалила она.
— Хорошо, — сердито ответил юноша.
Лида удивленно пожала плечами и ушла.
Политрук сидел на топчане, подперев голову рукой. Он молчал, и Володя не знал, с чего начать разговор.
— Рассказывай о своих подвигах, — наконец произнес Сергеев.
— Винтовка подвела, — как бы стесняясь, ответил хлопец.
— Ты на нее понадеялся и думал, что никто не узнает?
— Да.
— А что получилось? Своим поведением ты можешь погубить нас всех. Запомни: без организации, без связи с людьми нам выступать нельзя. От имени твоих товарищей комсомольцев предупреждаю, — Сергеев поднялся с топчана и нечаянно ударил ногу. Стиснув зубы, он даже присел от боли. Парень растерялся, так стало жалко политрука. И несколько дней после этого он чувствовал недовольство собой.
А однажды зашел к Лиде в избу и увидел Зину. После возвращения в деревню Володе ни разу не удалось поговорить с девушкой. Зато теперь разговаривали обо всем. Вспоминали школу, учителей, товарищей.
— Куда исчезла учительница, которая была похожа на тебя? — спросил Володя.
— Александра Михайловна? Не знаю, — ответила Зина.
— Я же тебе говорила, а теперь и он признает: Александра Михайловна была самой красивой в школе, а ты, Зинка, в деревне, — заметила Лида.
Зина покраснела, потупилась, а именно такою она больше всего и нравилась хлопцу.
— Да, не вернутся больше наши школьные дни, — с сожалением сказала Лида.
— Еще бы, — усмехнулся Володя. — Теперь новые порядки.
Зина считала, что эти новые порядки принесли ей больше неприятностей, чем кому бы то ни было. Когда отца назначили старостой, она долго плакала. И сейчас не хотела, чтобы разговор о новых порядках продолжался в присутствии Володи. Радуясь, что он ни в чем не упрекает их семью, девушка время от времени поглядывала на хлопца и думала: «Какой он красивый и добрый, совсем как прежде. А Шайдоб плетет, будто Володя хочет папу убить. Надо ему все рассказать, но сегодня поздно. Лучше в другой раз».
Зина поднялась со стула, повязала платок, надела пальто.
— Пойдем вместе, — предложил Володя. — Как бы тебя волки не съели.
Вышли на улицу. Володя впервые взял Зину под руку. Вечер был тихий, по небу плыли облака, время от времени закрывавшие луну. На подмерзшей земле возле заборов лежало множество опавших листьев. Приятно было шагать в безлюдной тишине.
— Когда человеку тяжело, он вспоминает все лучшее, что было в жизни. Почему? — спросил Володя.
— Не понимаю тебя.
— Ну, бывает, что тебе угрожает смерть, но есть время подумать. Обязательно вспомнится детство, мама, девчата.
— А кого ты вспоминал, когда тебе угрожала смерть?
— Помнишь, как ты провалилась зимой под лед, а я тебя хотел вытащить да и сам угодил в прорубь? Чуть не утонули.
— Ну, такой случай каждый запомнит.
— И жалел, что других случаев не было.
— Каких бы ты хотел?