6
Несколько дней бушевала вьюга. Она замела снегом дворы, улицу. Закутана, замаскирована деревенька, словно воинская часть в обороне. Только торчат над нею, как зенитные пушки, колодезные журавли.
На дороге из волости в Дубовую Гряду тоже было много снега, и бургомистр в сопровождении двух полицейских приехал в деревню на взмыленном жеребце. Остановился, как всегда, возле избы Шайдоба, соскочил с саней и с упреком сказал:
— Видите, у отца вашего командира даже лошадь негде поставить. Порядки…
Старый Шайдоб, не зная, что ответить, увел жеребца за угол избы и привязал к вербе. Потом принес одеяло, чтобы накрыть коня. А Шайдобиха успела за это время моргнуть Василине, чтобы та перебралась с кровав на печь.
Бургомистр сбросил на руки услужливой хозяйке длинную бекешу и важно глянул на Шайдоба.
— Я давал указание Савке перевезти к тебе на двор баню.
— Староста говорил мне, но зачем хлев, если в него нечего ставить, — с напускным унынием ответил тот.
— У тебя для колхоза скотину брали?
— Как же, пан бургомистр, двух коров и кобылу, которая недавно сгорела. Как началась война, коров вместе со всем скотом в Россию угнали. Но еще раньше телушку от моей коровы отдали одному из здешних. Теперь и она стала здоровенной коровой.
— Отдали, говоришь? А кому?
— Петру Бойкачу. Он заведующим фермой работал, вот телушкой и премировали.
— Дома сейчас?
— Нет, удрал с большевиками. А жена тут, и старший сын тоже. Я вам о нем говорил: комсомолец.
— Взять корову сейчас же!
Полицейские послушно двинулись к двери, но Шайдоб остановил их:
— Пока не нужно. Сначала мне лошадкой разжиться бы, чтобы баню на участок перевезти. А там и до коровы очередь дойдет.
— Где же я тебе лошадь возьму? — нахмурился Бодягин.
— Есть коник. От моей кобылы остался.
Будь ты неладна, вечная жадность, в который раз попутала старика! Сказал и тут же задумался. Павел Пылила обещал назвать бандита, ранившего полицейского. Если б Шайдоб узнал, кто это сделал, мог бы подняться в глазах не только волостного начальства, но и немцев в комендатуре. А как теперь быть? Ведь конь-то у Пылилы.
— Боишься чего-то, — заметил Бодягин.
— Нет, я думаю. Конь мне нужен в первую очередь: и сена подвез бы, и дровишек. Я не сам сдавал кобылу к колхоз, у меня ее отобрали. А теперь такой закон: у кого большевики что взяли, нужно вернуть.
Бургомистр хитро прищурился, когда старик заговорил о законах, и нетерпеливо спросил:
— У кого твоя лошадь?
— У Пылилы, бывшего колхозного бухгалтера.
— Пошли к нему.
Наказав жене приготовить обед получше, Шайдоб повел Бодягина и полицейских к Пылиле.
— Далеко до него? — недовольно спросил бургомистр, у которого разламывалась голова после вчерашней попойки.
— Да вон же его изба!
— Мы — туда, а ты позови старосту. Только быстро!
Павел уже несколько дней не выходил из дома: ожидал, пока спадет опухоль на переносице и исчезнут подтеки под глазами. Недавно он ездил с матерью в Жлобин. День выдался морозный. На окраине города, на длинном мосту, скрипел сапогами часовой. По лицу немца Пылила понял, что он очень сердит на морозную зиму. Стукнуло же дураку в голову подбодрить часового! Высунул голову из заиндевевшего воротника рыжего полушубка и крикнул:
— Пан, Москва капут!
А немец в ответ ткнул прикладом в лицо Павлу, схватил его за воротник, стащил полушубок и знаком приказал быстрее уезжать. Пылила одной рукой схватился за нос, а другой дернул вожжи. Мать онемела, сидя на задке саней, и начала креститься, не сводя испуганных глаз со ствола винтовки часового.
В городе Павел завернул к знакомым и только там понял, за что его так огрел немец. Как раз в те дни фашисты панически откатывались от Москвы, и слова Пылилы гитлеровец принял за насмешку.
А сейчас новая напасть: прямо к дому идут вооруженные люди. Вот уже послышался топот в сенях, мимо окна промелькнули еще двое, и в избе сразу стало тесно.
— Что это с тобой, бухгалтер? — спросил бургомистр.
Даже в ушах зашумело: не думал Пылила, не гадал, что кто-нибудь упрекнет его прежней должностью.
— Что ж тут такого? — залепетал Павел. — Был бухгалтером, был… Но никому ничего плохого не делал. И пользы колхозу…