А в клети тем временем каждый по-своему рассуждал о том, почему вызвали хлопца. И когда тот, вернувшись, принес хлеб, некоторые из пленников разозлились: не обрабатывают ли, не хотят ли купить дурня.
Шли дни. Каждое утро часовой вытаскивал из оконца солому, и женщины передавали узникам кто хлеб, кто вареную картошку. Они не знали, сколько в клети пленных, и пищи на всех не хватало. Бывало и так: задержится хозяйка, опоздает, а часовой и близко ее не подпускает. Не удивительно, что узники голодали.
Первым умер боец, раненный в шею. За ним еще несколько человек, потерявших много крови. Володя держался, помогали и хлебные корки, которые он находил во время уборки на дне ящика в углу гумна. Что там ни говори, а все же дополнительный паек…
Как-то раз он незаметно вместе с корками сунул в карман небольшой кусок тонкой жести. Отличная находка! Острым концом железяки парень нацарапал на стене клети: «В августе 1941 г. умер пленный 1925 г. рождения, Вл. Петрович Бойкач. Сообщите матери. Жлоб. р-н, Дубовая Гряда».
А однажды утром во дворе послышался гул мотора. Пленные насторожились. Тут же распахнулись двери клети, и подполковник громко скомандовал:
— Выходите!
Возле ворот стояла крытая брезентом машина. С обеих сторон заднего борта кузова сидело по автоматчику, а в самом кузове было темно, как в тоннеле. Темень в машине показалась Володе более страшной, чем в их закутке. «Ой, наверное, в Германию», — подумал он. Подполковник вышел из гумна, и солдаты начали подталкивать пленных в машину. Только теперь юноше удалось рассмотреть своих соседей. Большинство — красноармейцы в заскорузлых от запекшейся крови гимнастерках, кое-как перевязанные почерневшими от многодневной грязи бинтами. Володя влез в грузовик последним. Наконец машина тронулась, и под брезентом стало светлее. Солнце, как никогда, слепило глаза. Парнишка вспомнил мать и почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Он глянул на автоматчика, сидевшего почти рядом, и спросил:
— Скажите, куда нас везут?
— Бобруськ, — буркнул солдат и отвернулся, дав понять, что разговаривать запрещено.
Машина немного прошла в сторону леса и почему-то повернула назад к деревне. Остановилась возле колодца. Рыжий, огромный, как медведь, шофер подошел к автоматчику и попросил подать ведро. Потом посмотрел на Володю и приказал ему слезть. Шофер, как видно, спешил, потому что тут же сунул в руки хлопцу ведро и показал, куда нужно заливать воду. А сам, покопавшись в кабине, взял какой-то инструмент и полез под машину.
Опустив журавль в колодец, Володя зачерпнул ведром воду и, оглянувшись на машину, чуть не вздрогнул. Грузовик стоял носом к колодцу, и автоматчиков не было видно. А шофер, лежа на спине, все еще что-то завинчивал под днищем. И вокруг, куда ни глянь, — ни одного немца! Эх, была ни была!
Не раздумывая, перемахнул через невысокий забор на межу, заросшую вишняком, и — ходу! А когда миновал выгон и приблизился к лесу, показалось, что еще рывок, и отвалятся ноги…
— Все-о-о! — выдохнул парнишка, забежав за первую сосну, и, немного собравшись с силами, через бурелом и кочки двинулся дальше.
Только добрался до большого бора, как перед ним выросли высокие штабеля ящиков. Хлопец растерялся. Из-за крайнего штабеля показался немец, медленно шагавший в том же направлении, что и беглец. Володя круто повернулся и снова бросился в кустарник.
Сколько времени и какое расстояние пробежал он — неизвестно. Добравшись до болота, почувствовал, что сил больше нет. Очень хотелось пить. Болото пересохло, и лишь кое-где под пухлыми кочками, когда наступишь, булькала вода. Но отдохнуть не решился, заставил себя шагать еще и еще. Наконец сквозь просветы в кустах увидел, что болото кончается, а за ним начинается луг. На краю его и остановился.
Будто подхваченные вихрем листья, поднялись скворцы, замелькали в солнечных лучах, нырнули вниз и рассыпались по траве. «И они улетели из деревень, не хотят с фашистами жить», — подумал юноша. Сделав несколько шагов, он начал внимательно осматривать окрестность. Стояла тишина, только стрекотали кузнечики и едва слышно шептала высокая трава. Деревень отсюда не было видно. В южном направлении сенокосный луг врезался в поле. «Туда и пойду», — решил хлопец и подался поближе к кустам.
Неожиданно возле молодых березок он заметил лошадь. Увидав человека, та подняла голову и заржала. Володя нырнул в кусты и притаился, ожидая, что будет дальше. Лошадь насторожила уши. На ней не было ни уздечки, ни седла. Только рой мух вился над спиной. Беглец начал обходить коня со стороны кустов, одновременно присматриваясь, нет ли где человеческих следов. Трава возле березок была вытоптана конскими копытами, виднелись лежки, и Володя понял, что лошадь находится здесь не один день. «Что, если сесть на нее, подъехать к полю, а там отпустить?» От такого заманчивого соблазна парня охватила еще большая усталость. Он глянул вдаль, где поле сливалось с небом, и решительно подошел к лошади. Но та мгновенно прижала к голове уши и угрожающе повернулась к парню задом. Ни ласковые уговоры, ни строгий приказ не действовали на норовистого коня.