— Хлопцы, сюда!
Подоспевшие ребята схватили немца, у которого была перебита рука, и поволокли в кусты. Там, обыскав, приказали идти к лесу. Пленный отказался, и пришлось нести его на руках. Лишь Анатолий попытался возразить:
— С какой стати тащить такого откормленного борова? Пристукнуть, и делу конец.
Но командир не согласился:
— Ты что, не видишь? Это какая-то важная птица.
Погони не было, и партизаны двигались не спеша. Наконец, уже на рассвете, немец согласился идти самостоятельно и вдруг заговорил по-русски. Как же удивился Володя, узнав в нем своего давнишнего знакомого!
— Вы в сорок первом были подполковником? И долго стояли в деревне Галы? — спросил юноша.
Полковник внимательно посмотрел на него, тяжело вздохнул и с обидой в голосе попросил закурить.
— Кто взял у него сигареты? Верните, — приказал Володя.
Глубоко затянувшись табачным дымом, полковник заговорил:
— Я тоже узнал тебя, Вольдемар. Разве я плохо к тебе относился? Я понимаю такую войну, когда солдат борется с солдатом, офицер с офицером. А кто воюет здесь? Бандиты! Это несправедливо. Мирных людей я не убивал и убивать не собирался — я честный немецкий офицер.
— По-вашему, партизаны, защищающие свою Родину, бандиты?
— А кто же, если они убили моего брата?
— Значит, вы…
— Полковник фон Шпрейк.
Пауза затянулась на несколько минут. С трудом справившись с радостным волнением — подумать только, сам командир полка угодил в плен! — Володя спокойно спросил:
— А как назвать вас, честного немецкого офицера, предлагавшего мне поехать на каторгу в Германию?
— Тогда было другое время, а сейчас всем ясно, что Гитлер войну проиграл. Вольдемар, если ты не намерен меня убить, перевяжи рану и отведи к вашему командиру.
— Убивать? — усмехнулся юноша. — Не собираюсь. Вас будут судить. А с командиром скоро увидитесь.
После перевязки немец зашагал бодрее. Володя вспомнил свой плен. Тогда, чтобы взять его за подбородок, полковник надевал перчатку. А сейчас идет с грязными окровавленными руками и просит помощи. «Ишь ты, он не считает такую войну справедливое. Напал на чужую землю, и тех, кто ее защищает, называет бандитами. Вбил себе в башку, что, когда они нас уничтожат, это справедливо, а когда мы их, так нет».
Наконец добрались до лагеря. Володя с подчеркнутой иронией представил пленного Илье Карповичу:
— Товарищ командир, это лучший гитлеровский стратег по борьбе с партизанами.
Полковник вытянулся, привычно щелкнул каблуками.
— Вы давно на нашей земле? — спросил командир.
— Я первый нажал ручку ваших дверей.
— Без стука?
— Да.
— И в каком месте вы нажали ее?
— У Бреста.
— И не поняли там, что в наш дом без стука нельзя входить?
— Мы считали, что там была единственная злая собака на пороге России.
— Так… А что думаете теперь?
— Теперь? — полковник опустил голову, помолчал. — После битвы на Волге во мне произошел перелом. Но я и теперь верен своему оружию. А вообще за последнее время я привык делиться мыслями только с самим собой.
— Вы считаете свои действия справедливыми?
— В моих действиях выражалась политика моего государства.
— А вы признаете, что были на неправильном пути?
— Я еще не ощущаю этого.
— Следовательно, все эти годы вы думали только о своих возможностях одержать победу? Что ж, теперь придется подумать о другом. Уведите, завтра продолжим разговор.
Из показаний пленного стало известно, что его полк пробудет в Слободе еще два дня. Диверсионная группа Володи готовилась уйти из отряда на более продолжительное время. Ведь некоторые группы подрывников уже догоняли ее по количеству спущенных под откос вражеских эшелонов.
Гитлеровцы укрепляли охрану железнодорожных коммуникаций. Разбирали крестьянские избы, перевозили бревна, и наполовину вкапывали их в землю. Делали деревянные завалы с песком, устанавливали пулеметы и минометы. В лесной местности такие укрепленные точки строили в километре одна от другой. Днем между ними ходили по насыпи патрули, а по ночам несли охрану секреты и засады.
Подобраться к дороге было почти невозможно, и Володя спешил, чтобы засветло приехать в назначенное место.
Приближаясь к одной из деревень, хлопцы заметили, как из ворот крайнего двора вылетают всполошенные куры. Это насторожило подрывников, они остановились. Через минуту из хлева вышел гитлеровец, держа в руках несколько кур.
— Опять ввяжемся и сорвем диверсию, — сказал Володя. — Поедем к Курганам, оставим там лошадей и на железку.
Партизаны повернули коней и объехали деревню.