И они погрузились в фантастическую атмосферу давно ушедшего быта. Огромные, помпезные, величиной, буквально в квартал, двухэтажные дома, практически без каких-либо оград, садов или же, хотя бы двориков, стояли почти от одной улицы к другой. Иногда это были даже жилые дома, для одной зажиточной семьи. Вдоль по улице виднелся Спасо-Преображенский кафедральный собор, практически такой же, как и в их время, но только казался более худым и угловатым. Но главное, что бросалось в глаза, так это целый ряд домов, подходивших к собору почти вплотную. Конечно же, в будущем, их уже не будет. А вот сама соборная площадь, выглядела больше, но запущенней.
Деревья, как и другая растительность, были либо одиночками, торчащими, словно волос на голом теле. Либо напротив, густой чащей, помещенной в нелепые большие, но при этом редкие участки и больше имели вид резервации для природы, чем сквера. Скорее всего, это и были специально проигнорированные при постройке города, участки земли. Но справедливости ради, следует отметить, что со временем, протоптанные через них дорожки и установленные лавочки, делали тех все-таки частью города, да и хорошим местом для отдыха. Чем без сомнения, даже в такое ранее утро, любила пользоваться молодежь. Они собирались там небольшими группками, с четким делением на классы.
Виктория с любопытством рассматривала молодую пару, что-то тихо обсуждающую рядом с красивым вороным конем. Тему разговора она не услышала, но по тем словам, что до нее донеслись, предположила, что они договариваются о поездке за город. При этом, парень называл девушку до того исковерканными ласковыми словами, что в будущем, современная особа, на них скорее обиделась бы, чем прельстилась. Молодые были в чем-то даже похожи на Адама с Викторией. Немного одеждой, немного поведением. Платье девушки, выглядело куда сложнее платья Вики, но при этом, оно было более естественное, завершенное и удобное. А парень напоминал героя из книг Льва Толстого, упитанный, уравновешенный, элегантно одет и к тому же, явно богатый. Пара заметила внимание девушки, и приветливо заулыбавшись, слегка поклонилась ей. На это Виктория сначала даже растерялась, но потом, быстро пришла в себя и грациозно кивнула в ответ. При этом, ощущая приятное чувство, схожее с тем, когда случайно встретишь на улице иностранца и понятно, на его языке, объяснишь дорогу, а потом выслушиваешь благодарность.
— Твои новые друзья? — с подавленной тревогой, иронично спросил Адам, но заметив, что внимание молодой пары теперь приковано к нему, тоже приветственно качнул головой и приставил руку к цилиндру.
— Ах, какие они все красивые, — мечтающим голосом ответила супруга. — Как, кукольные. Такие все аккуратные, гармоничные, искренние.
Она напоследок широко улыбнулась молодой паре и обернулась к мужу.
— Давай пройдем к Привозу, а оттуда к Потемкинской лестнице. По дороге, может, где-то посидим, вот и время пройдет.
— Ты так говоришь, будто дома. Но план мне нравится. Главное, поменьше контактируй с людьми.
Так, медленно, но уверенно, путешественники прошли вдоль до неузнаваемости другой улице, которую в своем времени пересекали, ни одну тысячу раз. Фундамент практически каждого дома был украшен или узорами, или ангелами, а иногда целыми фигурами в человеческий рост. Арки, фигурные окна, колонны и расписные двери. Вместо назойливой рекламы на каждом шагу, висели скромные и даже чем-то застенчивые вывески, например, как булочная у Штольна или даже магазин железных кроватей какой-то неразборчиво написанной фирмы. И было в них что-то романтичное, что-то неуловимо домашнее. Может, это из-за того, что они нарисованы вручную, художниками средней руки, которые, как сразу было видно, вкладывали душу. Да и тех вывесок было не так уж и много. Хотя по мере продвижения в сторону Привоза, их количество заметно возрастало.
— Я уже не выдерживаю, — вдруг негромко, но настойчиво сказала Виктория. — Давай что-то купим?
— Железную кровать?
— Кушать хочу, того гляди чай, обед, — наигранно имитируя старую речь, весело сказала она и моментально забыв обо всех наставлениях своего мужа, быстро подошла к высокому булочнику, стоявшему на краю улицы.
Это был рыжеволосый мужчина, с такой же рыжей и пушистой бородой, как и его шевелюра. На мужественном лице было множество веснушек, словно у ребенка. Глаза же, были голубыми как небо. А вот, сколько тому лет, определить было практически нереально, с одной стороны он выглядел очень моложаво, а с другой — имел уже морщины. Но лишь одно можно было утверждать наверняка, ни подростком, ни стариком, тот не был. Одет был просто: клетчатая жилетка, темно-зеленого цвета, белая рубаха с вышитым красным орнаментом, воротником и на удивление, чистый белый фартук.