Булочник стоял около угла дома и как только увидел приближающуюся Викторию, радостно заулыбался и стал на опережение громко выкрикивать рекламу, почти стишками.
— Ай, барышня, ай красивая, ай худоба. Съешь снасть сладкую, сразу щечки круглые станут, сразу барин полюбит.
Всю рекламу он выкрикивал словно не ей, но при этом смотрел из стороны в сторону, будто оценивая реакцию прохожих.
— Пусть не скупится избранный, пусть тебе плюшку мядовую купит. На красе супруги верной, богатству не расти.
Девушка остановилась рядом, и расплывшись в улыбке, словно оперетту, слушала выступление булочника. Адам же тихо и крайне осторожно подошел и стал рядом, при этом серьезным и корящим взглядом посмотрев на жену. Но, а продавец продолжал.
— Печем добротно, аки маминька родная, а отдаем за даром, аки товарищам по долюшке.
Виктория, смотря на Адама, пожала плечами, плавно намекая, что ничего страшного не произойдет, и сделав последний шаг на встречу, стала рассматривать переносной прилавок булочника. Тот представлял собой доску с канатом, надетым на его шею, с бортиками и перегородками, между которых лежала разнообразная выпечка. А всякого рода бублики и баранки, были продеты через толстые веревки и просто висели на поясе.
Как от прилавка, так и от самого булочника, очень странно пахло. И девушка даже не могла понять, нравится ей этот запах или нет.
И в тот момент, когда она стала рассматривать выпечку, рыжий мужчина неожиданно обратился непосредственно к Адаму.
— Чего желает отснедать, барин, да угостить свою зазнобу?
Виктория увидев, что Адам находится в полной растерянности, заговорила сама, из-за всех сил пытаясь подстроить свою речь, под летающий вокруг диалект.
— А чего у Вас самого вкусного, мил человек?
На слова Виктории в присутствии мужа, булочник отреагировал крайним удивлением. Но оно вовсе не было плохим, наоборот, даже приятным. Это стало заметно потому как, его наигранная улыбка сменилась на более искреннюю. Он сразу как-то встрепенулся и более мягко ответил.
— Голубонька сизая, у нас все на вышему сорте. Вот хош верь, хош нет, што не возьми, то самое укусное.
На это Вика довольно прищурилась и вновь вернулась к выбору. Тут, в ее голове, всплыло название из старых сказок, что та читала еще в детстве.
— Пряник медовый, хочу!
— И такие имеются! Во он, прям на тебя глядит. Хватай.
На ее облегчение, мужчина хотя бы махнул в нужном направлении, и девушка сразу потянулась, к широкому, вкусно-коричневому и почти идеально-квадратному прянику, с выпуклым изображением медведя на бочке. А после того как она его взяла, то мужчина опять обернулась к Адаму, в ожидании денег. Виктория же увидев, что тот по-прежнему в замешательстве, как можно тише сказала.
— Расплатись, пожалуйста.
— А? Да, — словно опомнился ее муж, и спросил. — Сколько с нас?
— Полкопейки, — нежно и вежливо, и даже как не своим голосом, ответил булочник.
Адам полез в свой мешочек и достал маленькую бронзовую монету, где как раз и было написано «1/2 копейки серебромъ» и год, 1842. А с обратной стороны был вензель Николая Первого, в виде заглавной буквы Н с короной сверху и с римской единицей снизу. Неуверенно протянув монету, ученый чувствовал себя фальшивомонетчиком и только когда довольный продавец аккуратно положил ее в похожий мешочек, и тем же ласковым голосом поблагодарил, только тогда он смог успокоиться. И даже отошел на несколько шагов назад.
Но, а Вика, ровно наоборот, сияла от счастья и чувствовала себя словно ребенок в Диснейленде. И даже когда булочник к ней неожиданно снова обратился, ее не испугало, ведь девушка уже вошла в роль.
— Фиалочка. А ты чужеземка?
— Да, — кокетливо ответила Вика. — Мы из Лондона.
— Лондома? — мужчина всячески вспоминал что за город, но все-таки вспомнил. — А! То знаю такого. То-то я слышу говор у вас нерусский. Молвят у Вас там хвори, ходит?
— Да, как и везде. И здесь же бог тоже не миловал, — уже не подстраивая свой акцент, ловко произнесла Виктория.
Продавец моментально перекрестился три раза.
— Ой, не миловал, правда, твоя. Вон только чуму пережили, так холера окаянная.
— Да…, - Виктория сочувствующе посмотрела на него, ведь она прекрасно понимала, что для них это все страшилки о далеком прошлом, а здесь суровая реальность, и далеко еще не забыта. — Цела гора, теперь могила.