Старый Король холодно и вопросительно посмотрел на молодого. Джон кашлянул раз-другой и заставил себя прошептать:
— Я явился, чтобы просить руки вашей дочери.
Король чуть заметно кивнул на Принцессу, сидящую у его ног; казалось, это означало: «Ну так проси!» Но Джон, хоть убей, не знал, как ему начать. Если бы он мог припомнить свое стихотворение! Он изо всех сил старался это сделать, но для поэта главное — воспламениться. Если первый огонек угас, вторично его не зажечь, да еще на таком холоде. Однако Джон приложил все старания и, опустившись на колени перед безмолвной Принцессой, прошептал:
Последовало ледяное молчание, и Джон решил, что, видно, он что-то напутал. Он подождал минут пять, поклонился и заскользил спиной вперед прочь из Тронного Зала. Выбравшись наружу, он похлопал себя ладонями по бокам, присвистнул, сказал несколько раз «вот те раз!», вскочил на коня и поехал как можно быстрей обратно в свое Королевство.
— Все в порядке? — спросили министры.
— Вполне, — сказал Джон.
Министры радостно потерли руки:
— Так когда будет свадьба?
— Никогда! — сказал Джон и пошел наверх, к себе в комнату, и позвал Селину, чтобы она разожгла камин. У Селины всякое дело в руках горело, и не успел он оглянуться, как в камине уже пылал огонь. Подгребая угли, она спросила:
— Как вам понравилась Принцесса Севера?
— Никак, — ответил Король.
— Не захотела за вас пойти, да?
— Знайте свое место, Селина, — оборвал ее Король.
— Извольте. Что-нибудь еще?
— Да. Распакуйте баул и снова запакуйте его. Завтра я еду свататься к Принцессе Южной Долинии.
— Тогда вам понадобятся соломенная шляпа и льняная пижама, — сказала Селина и направилась к дверям.
Но Король сказал:
— Э… Селина… э-э…
Она остановилась на пороге.
— Э… между прочим, Селина! Вы не помните… э… этого моего стишка, что вы… э… здесь у меня читали?
— У меня слишком много дел, чтобы забивать себе голову стишками, — сказала Селина.
И вышла, а Король так на нее осерчал, что, когда она вернулась и принесла ему горячую-прегорячую грелку для постели, он даже не сказал ей «спасибо».
IV
На следующий день юный Король отправился в Южную Долиннию, и вначале поездка показалась ему такой приятной, что он преисполнился радужных надежд. Небо было голубым, воздух — недвижным, день — Солнечным. Но чем дальше он ехал, тем голубей делалось небо, недвижнее — воздух, солнечнее — день, и к тому времени, как он приехал туда, куда надо, у него уже не стало сил радоваться — он изнемогал. От аромата роз было трудно дышать, солнце пекло так яростно, что глаза резало от ослепительно голубого неба, а раскаленная земля испускала такой жар, что плавились подковы на ногах у коня. Да и сам конь еле передвигал ногами, по его лоснящимся бокам стекали струи пота, равно как по лбу и щекам его хозяина.
Как и прежде, сюда был отправлен гонец, чтобы возвестить прибытие Короля Трудландии, и, как и прежде, никто его не встречал.
Город был погружен в безмолвие, жалюзи на всех окнах были спущены, на улицах — ни души. Однако спрашивать дорогу было не нужно: дворец, выстроенный из отполированного золота, с золотыми куполами и шпилями, сверкавший ярче солнца, был виден издалека. Конь Короля из последних сил дотащился до ворот и рухнул на землю. Юный Король лишь с большим трудом слез — верней, свалился — с седла и велел жирному привратнику, стоявшему в парадных дверях, доложить о себе. Привратник только зевнул, словно не слышал, так что Джону пришлось самому искать дорогу к Тронному Залу. Там, в великолепных золотых креслах, полулежал полусонный Король Южной Долинии, а у его ног, откинувшись на груду золотых подушек, полусидела Принцесса. По всей комнате на позолоченных оттоманках с горами подушек отдыхали в ленивых позах придворные. На всех них были золототканые одежды, и Джон с трудом мог разобрать в этих беспорядочных кучах, где люди и где подушки. Но насчет самого Короля у него не возникло никаких сомнений, да и насчет его прекрасной дочери тоже. И она действительно прекрасна, подумал Джон, только уж очень толста. А ее отец был еще толще. Когда Джон приблизился, он улыбнулся медленной, сонной сладкой улыбкой, но произнести хоть одно слово не взял на себя труда.
— Я явился, чтобы сделать предложение вашей дочери, — пробормотал Джон.
Улыбка Короля сделалась еще более сладкой и сонной, словно он хотел сказать: «Дело твое». И так как все, по-видимому, ждали, что он сделает, то Джон решил поскорее приступить к делу. Но у него иссякли последние слова и силы, и в отчаянии Джон решил прочитать свое утерянное стихотворение: без сомнения, оно тронет сердце Принцессы. У него мутилось в глазах, но наконец он припомнил, как казалось ему, все от начала до конца, и, упав на колени перед полулежащей Принцессой, юный Король прожурчал:
Принцесса зевнула ему в лицо.
Так как за этим ничего не последовало, Джон поднялся с колен, выбрался из дворца, поставил своего коня на все четыре копыта, взобрался кое-как ему на спину и медленной иноходью потрюхал в Трудландию. «Боюсь, что это было не совсем то стихотворение», — говорил он себе несколько раз по пути.
Министры ждали его в нетерпении.
— Ну как, столковались вы с Принцессой Южной Долинии? — спросили они.
— Разумеется, — сказал Джон.
Министры засияли от удовольствия.
— Когда же она станет вашей супругой?
— Никогда, — сказал Джон и пошел наверх, к себе в комнату, и позвал Селину, чтобы она принесла ему холодный апельсиновый сок. Она была мастерица его готовить, и вскоре уже перед Королем стоял высокий бокал с соломинкой, а сверху прыгал оранжевый шарик льда. Пока он потягивал сок, Селина спросила:
— Ну как, поладили вы с Принцессой Юга?
— Нет, — сказал Джон.
— Не пришлись ей по вкусу, да?
— Не забывайтесь, Селина.
— Извольте. Больше вам ничего не надо?
— Надо. Завтра я еду свататься к Принцессе Восточной Болотии.
— Тогда вам понадобятся галоши и макинтош, — сказала Селина, беря дорожный баул и намереваясь его унести.
— Погодите, Селина, — сказал Король.
Селина остановилась.
— Куда вы деваете то, что находите у меня в мусорной корзинке?
— В мусорную яму, — сказала Селина.
— А на этой неделе вывозили мусор?
— Я специально послала за мусорщиком, — сказала Селина, — там набралось до самого верха.
Ее ответ так раздосадовал Короля, что, когда она зашла и сказала, что в ванной комнате все приготовлено и он может пойти и принять прохладный душ, он стал барабанить пальцами по стеклу, стоя к ней спиной и напевая песенку, словно ее вообще не было в комнате.
V
Поездка в Восточную Болотию сильно отличалась от поездки в Северную Нагорию и Южную Долинию. Чем ближе туда подъезжал Король, тем громче завывал и резче сек ему лицо ветер, чуть не сдувая его с коня. По правде говоря, Джону казалось, что тут собрались ветры со всех концов света, и все они разом, что есть духу, дуют и воют, хлещут и бьют, ревут и свистят. Они сталкивали друг с другом ветки деревьев, сшибали наземь столбы и тумбы. В ушах Джона стоял такой звон и грохот, ему с таким трудом удавалось удерживать на голове шляпу и самому удерживаться в седле, что было не до окрестных красот. Но то, что кругом сыро и мрачно, а город, построенный из серого камня, на редкость безобразен, он все же разглядел.