7-я зона, подобно 11-й, тоже была крупной, порядка двух тысяч человек контингента. Собственно политических сидело, пожалуй, процентов 20–25. Остальное заполняли "старики", как мы их называли, т. е. лица, посаженные за войну, служившие немцам, бандеровцы, националисты трех прибалтийских республик. Немного томилось шпионов (чаще "покушение на шпионаж", так сказать, попытка шпионажа). Мне кажется, настоящие, "квалифицированные" агенты находились где-то в другом месте. Плюс еще группа — процента 3–4 — уголовники, но, повторяю, последняя статья Уголовного кодекса у них была политическая — 70-я. Я уже говорил о том, что они умышленно инспирировали себе эту статью по разным соображениям.
7-я зона обслуживала фабрику по изготовлению футляров для телевизоров и радиоприемников. Я попал в цех по зачистке футляров. Берешь ватный тампон, смачиваешь его ацетоном и осторожно, но уверенно зачищаешь покрытую лаком поверхность. Первоначально норма была — десять футляров (ранее даже семь) за восьмичасовой рабочий день. Но "старики", стремящиеся сколотить "капитал" ко дню освобождения, постоянно нагоняли норму. В декабре 1964 года она перевалила за 20 штук. Я лично эту норму выполнить не мог. На 11-м, работая на деревообрабатывающем станке, я без особых усилий норму выполнял. А здесь — не мог. Зачищу 20 — бракуют 8. Зачищу 25 — отшвырнут 12. Мастер по контролю всегда находил какой-то дефект. Начальство рычит: невыполнение производственной нормы считалось серьезным проступком. За так называемое "систематическое невыполнение" нормы зэка лишают права на получение посылки, свидания с родственниками и, наконец, водворяют в штрафной изолятор. Следует уточнить: меры давления за невыполнение нормы касаются в первую очередь не вставших на путь исправления, не осудивших свое "преступное прошлое". Если же человек "исправился", с точки зрения администрации, к нему относятся снисходительнее, и если уж у него на этом участке совсем ничего не выходит, его переводят в другой цех на другую работу. Для нас же, идейно упертых на своем, не осудивших свои "антисоветские" взгляды, давиловка через работу, через искусственно вздутые нормы — могучее средство перековывания. Меня мучили в этом цеху полгода. До ШИЗО не дошло, но, во-первых, лишили всего остального (посылки, свидания), а во-вторых, устроили добротное психическое прессование. Целый день дышишь лаком и ацетоном, целый день непрерывной изнурительной работы, потом тащишь свои несчастные футляры на контроль, и тебе половину заворачивают. Думается, у контролеров (это были вольнонаемные граждане из поселка) была инструкция таких-то проверять строже, а проще — цепляться ко всему. И в результате ты работаешь как вол, но отовариться с ларька даже по зэковскому лимиту — 5 рублей в месяц — не можешь. Потому что, дескать, не заработал ни копейки, норму не выполнил. Отовариться же можно было лишь с заработанных денег.
Жизнь тем не менее продолжалась. Каждый вечер после работы мы втроем — Ситко, Семенов и я завариваем чай, кто-то подойдет "потрекать" (поговорить). Борис Сосновский, или калининградец "экстрасенс" Баранов, или поэт Анатолий Радыгин, или эстонец Эрих Комп. Ситко более всего был занят проблемой авторства пьес Шекспира. Т. е. кто написал "Отелло", "Гамлета", "Ромео и Джульетту" и все остальное? Кандидатов на авторство, помимо господина Шекспира, было несколько. Сидел, однако, Леня Ситко за НТС (Народно-трудовой союз), причем второй раз. В зону наведался его бывший подельник (освободился осенью 1963 года по частичной амнистии одновременно с Виктором Трофимовым, Валентиной Машковой и другими) Евгений Иванович Дивнич, один из основателей и руководителей этой организации. В отличие от Ситко, Дивнич после досрочного освобождения активно перековался в советского человека. И вот теперь, летом 1965-го, прибыл на седьмую зону, в сопровождении чекистов, выступил по внутрилагерной радиосети. Призывал нас РАЗОРУЖИТЬСЯ. Главный аргумент: "Советская власть сильна как никогда!" Странно было слышать это тем, кто и сидел-то просто за то, что у него иные взгляды, чем у руководства КПСС, и иная философия.