Выбрать главу

Друзьям

Нет, не нам разряжать пистолеты В середину зеленых колонн. Мы для этого слишком поэты, А противник наш слишком силен. Нет, не в нас возродится Вандея В тот грядущий, решительный час. Мы ведь больше по части идеи, А дубина, она не для нас. Нет, не нам разряжать пистолеты. Но для самых торжественных дат Создавала эпоха поэтов, А они создавали солдат.

Григорий Померанц, на которого мы вышли, по-моему, через Виктора Калугина и который действительно читал нам свои лекции о советском режиме, теперь, за давностью лет, перепутал Анатолия Иванова-Рахметова, у которого мы собирались в Рабочем поселке, с моим однокурсником Анатолием Ивановым-Скуратовым, будущим сотрудником "Вече". (Г. Померанц. "Корзина цветов нобелевскому лауреату". — Журнал "Октябрь" № 11 за 1990 г.).

Как раз в это время начались еженедельные встречи молодежи у памятника Маяковскому. Стихи и дискуссии под открытым небом. Внезапно пролетела посторонняя комета: у Иванова-Скуратова 20 декабря 1958 года был произведен обыск. Толя переписывался с выпускником МЭИ, уехавшим по распределению в город Сталине (Новокузнецк) Игорем Васильевичем Авдеевым, а тот был арестован. Страшные дела натворил Авдеев: он перевел две статьи из американского журнала с оценкой хрущевского доклада, вдобавок писал стихи антисоветского характера и такого же рода письма друзьям. За эти злодеяния инженер-энергетик получил шесть лет. А посажен был по доносу. Одна бдительная гражданка распечатала письмо, адресованное Игорем ее сыну, пришла в ужас от содержания (шерстили любимую КПСС) и пошла в КГБ. При обыске у арестованного Авдеева находят письма Иванова и дают команду произвести обыск у адресата в Москве. И находят у А. М. Иванова рукопись "Рабочая оппозиция и диктатура пролетариата". Автор защищал фракцию Шляпникова-Коллонтай, противопоставляя ее самому Ленину. 31 января 1959 года Иванов был взят в читальном зале Исторической библиотеки. Взят с поличным: конспектировал какого-то идеалиста. 9 февраля выступил я в его защиту и сразу лишился всего: университета, статуса, общежития и самой прописки. Так ниточка от распечатанного бдительной гражданкой письма сыну дошла до меня и повернула судьбу радикально. А через два с половиной года в КГБ явится доносчик В. К. Сенчагов и изменит судьбу многих. Осведомители, вероятно, сами не подозревают о последствиях своих поступков, о всей длинной цепи одного-единственного "стука". Мог ли предположить студент Института народного хозяйства имени Плеханова Вячеслав Константинович Сенчагов, что своим доносом от 5 октября 1961 года он не только устроит меня в лагерь на семь лет, но и лишит жилья на тридцать лет! Лишит нормальной работы и положения. И не его заслуга, что в 1991 году в связи с переворотом я был вдруг реабилитирован и получил-таки отобранную после ареста жилплощадь в Долгопрудном. Донос Сенчагова на меня, Кузнецова, Иванова, Хаустова как нельзя кстати пришелся тогдашнему председателю КГБ Шелепину. Последний, как мы теперь знаем, тайно противодействовал Хрущеву с "фундаменталистских" позиций, мечтал сам о кресле вождя. Любой факт и фактик об опасных замыслах оппозиции становился лишним доводом "железного Шурика" в пользу твердой линии. Сенчагов же сочинил роскошную утку о террористических намерениях Иванова, Кузнецова и Осипова, мечтавших… подложить бомбу под XXII съезд КПСС. Впрочем, не исключено, что товарищ Шелепин через своих помощников сам же и надоумил сексота на необходимые показания.

Семь лет, от звонка до звонка, я провел в Дубравлаге Мордовской АССР. Там произошел мой возврат к вере. Вера, конечно, — это чудо. Я знал немало прекрасных людей, уважающих Православие, но не способных ПОВЕРИТЬ. На мой взгляд, это просто беда, такое же несчастье, как увечье или болезнь. И я благодарю Господа, что в 23 года мое сердце снова почувствовало Отца. Как-то само собой осознав себя православным, я стал и монархистом тоже. Мое мировоззрение, определившись в 1963–1964 годах, остается таковым и по сей день. Уточняются лишь какие-то детали.

Как у любого русского в доброе старое время: Православие, Самодержавие, Народность. С этими взглядами я и задумал, еще будучи в зоне, издание русского православно-патриотического журнала. Мысль о журнале согревала меня в лагере. Я не принимаю ни Октябрь, ни Февраль в равной степени. Больше того, считаю несчастьем и пресловутую Французскую революцию конца XVIII века. С 1789 года человечество пошло по ложному пути. Родилась качественно иная — ПОТРЕБИТЕЛЬСКАЯ — цивилизация. Дух, честь, совесть, милосердие — всё, что идет от Бога, брошено в жертву маммоне, культу вещей и денег.