Тойгизя пытался всех урезонить:
— Думаете, нам эти бревна нужны?! Или мы — зачинщики этого дела?! По своей воле мы рубим?! Не на нас, на Еремея надо идти миром. Он лес продал. Он оставил ваших детей голодными. Если бы не продал он угодья, и духу нашего здесь не было бы. Взяли бы это в толк, прежде чем драться.
— Дельно старик говорит, — крикнул кто-то из толпы, и только что пылавшие гневом крестьяне отступили.
Йыван помог подняться с земли избитому Янису. Глядя на свою жертву, крестьяне в смущении отводили глаза.
Не знали, как поправить дело.
— Думал, убьете, — сказал Янис. — Может, и я на вашем месте поступил бы так же. Если всем миром возьметесь, не только меня, но и барина свалите, — он вытирал окровавленные губы.
Кое-кто понял, какой смысл таится в словах невинно пострадавшего человека.
Наступила внезапная тишина, будто не было ни ссор, ни угроз, а живет себе лес, поживает, только вершины покачиваются от легкого ветра.
— Зря мы тут кулаками размахались! — с горечью сказал седобородый крестьянин. Он поклонился Янису в пояс. — Мы виноваты, сын мой, коли можешь, прости! А не можешь — твое дело. Пашай наш не виноват, хотя и первый начал.
— Тоймет правду говорит, — подтвердил другой старец из толпы. — Пашай ведь не знал...
— Во всем повинен только барин! — зашумели голоса.
Вдруг толпа снова заклокотала. Пашай, стараясь не глядеть на Яниса, глубоко вздохнул, буркнул что-то и отвернулся. Медленно зашагал в сторону, глядя себе под ноги. Видно было, что проклинал он себя — на невинного человека руку поднял! И невольно припомнилась ему сказка о золоторогом лосе: выходит, и он, как тот заволжский Онар, не ведая в чем дело, собрался было с дрекольем идти на добрых соседей.
Крестьяне последовали за вожаком. В гневе на помещика Еремея, истинного виновника зла, они направились к его имению, потрясая кулаками.
Лесорубы один за другим присоединились к крестьянам.
Трое остались на делянке: Йыван, избитый Янис и Тойгизя. Не могли Йыван и Тойгизя бросить товарища без помощи. Он еле держался на ногах.
Яниса отвели в дом лесничего, положили на широкую тесовую лавку.
— Скажи-ка хозяйке, Ванюшка, — попросил старик сына лесника, — пусть она баню затопит. Надо Яниса похлестать березовым веником на пару. С потом у него вся хворь выйдет!
Еремей догадывался о возможном бунте своих арендаторов-крестьян. В тот же день, как приступили к порубке, наказал он своим прислужникам, чтобы связались они с казаками. Но малость запоздал Еремей. Крестьяне уже шумели возле его дома. Ворота, правда, слуги успели накрепко запереть. Понимал барин: проникнут крестьяне в его обиталище — ей-ей разорвут на части.
И раньше, бывало, шумели крестьяне, но разъяренная толпа, как показалось Еремею, на этот раз все готова смести с лица земли.
Он вышел на балкон, поднял руку:
— Что за шум? Чего вы орете? Чего вам не хватает? — крикнул он сверху.
— Тише! — пробежало по толпе.
На чурбан у запертых ворот вскочил Пашай — тот самый здоровяк, что, не разобрав в чем дело, избил Яниса.
— Вот что, уважаемый барин, — начал он при внезапно наступившей тишине, — по какому праву ты продал арендованный нами лес?
Еремей закатил глаза:
— Когда я вас, милые, обманывал? Зря вы возмущаетесь... Неужели, Пашай, не мог ты один прийти? Все бы я тебе объяснил, все бы растолковал. Вы как пчелиный рой на меня набросились... Разве так можно? Поймите, уважаемые, я вам не враг. Да и мог ли я оставить ваш скот без выпасов? Я еще лучше место нашел. И трава там хорошая! По пояс...
Среди общего молчания громко прозвучал голос Пашая:
— А где такое место?
— Вот уж это вопрос здравый. Я выделяю вам лужок недалеко от вашего селенья. Между ручейками, впадающими в Ветлугу. А вы на человека, что вам добра желает, набрасываетесь с криками. Кулаками машете!
— Там и вправду хорошая трава, — раздался чей-то голос. — Я там бывал, своими глазами видел.
— Коли так, то нам и кричать нечего! Но правда ли, что хороша трава-то?
— Говорю вам, — уверял успокоившийся Еремей. — Очень хороша! Хотите — косите, хотите — пасите!
— А не обманываешь?
— Честное слово даю. Никогда я вас не обманывал и впредь не намерен.
Крестьяне, угомонившись, медленно расходились. Для переговоров выбрали Пашая да еще несколько мужиков, чтобы разузнать все до тонкостей.
Наконец оставшись один, барин послал нарочного навстречу казакам — предупредить, чтобы поворачивали обратно. Обошлось, мол, миром.
Все утихло, вошло в привычную колею. В лесу опять принялись за работу. Только Янис все не мог оправиться, дед Тойгизя не отходил от него: лечил чем мог.
А барин слово свое сдержал — крестьяне получили в аренду луг, который был им обещан. Испугался, видать, их гнева. Совсем потерял покой Еремей: то у Ветлуги, то у Волги появлялся на своем белом скакуне, порой встречался с Казаком Яметом. Расспрашивал о том, о сем, а однажды обмолвился:
— Молодец ваш постоялец. Наблюдаю за ним: волевой, умный. Не напрасно мы ему доверяем! Скоро я по делам в Петербург поеду, загляну к нашему губернатору. Пора латыша на родину отпустить. Довольно ему жить у нас. К чему здесь оставаться? Избили беднягу чуть не до смерти. Вон уж сколько дней в себя прийти не может...
— Что же, — сказал, поразмыслив, Казак Ямет. — Может, и вправду ему дома лучше будет.
Но собеседник перевел разговор на другое.
— Как ты думаешь, дорогой мой, почему у нас Япония войну выиграла?
— Не подумав — не ответишь, — растерялся Казак Ямет. — Можно ошибиться.
— А ты не бойся! Говори, что знаешь. Тут нас никто не подслушает.
Казак Ямет усмехнулся. Не понравилась Еремею эта усмешка.
А Казак Ямет вдруг стал серьезным:
— Думаю, генералы повинны... А русский солдат, вы сами знаете, победоносный. Ничего не страшится. Умей только командовать им — всех победит. Всех сметет на своем пути! В дни сражений с Японией не нашлось, видать, хороших командиров. Пожалуй, так бы ответил мой генерал — его превосходительство Ермолай Гаврилович.
— Согласен, — улыбнулся барин. — А если Германия на Россию пойдет, что тогда? Кто выйдет победителем?
— Думаю, оба государства сильно пострадают. Но, как ни прикидывай, русский народ себя в обиду не даст! За свои земли насмерть стоять будет... В этом деле уже не начальники, а сам народ свое слово скажет...
— Все, конечно, может быть, — наливаясь гневом, процедил сквозь зубы Еремей. — Война назревает... Нужна, необходима она.
— Зачем война-то? — Казак Ямет удивленно посмотрел на барина.
— Только война все на место поставит. Сам же говоришь — нет у нас сильной руки, способной вести за собой армию.
Казак Ямет, человек гордый, промолчал, только бросил разгневанный взгляд на барина и, не сказав ни слова, пришпорил коня. Вороной взвился на дыбы и помчался во весь опор.
Барин с ненавистью смотрел вслед Казаку. Теперь он совсем перестал считать Ямета своим единомышленником. Понял, что ни о какой дружбе и речи быть не может.
Еремей со злостью дернул уздечку... Из-под копыт белоснежного красавца клубами взвихрилась пыль.
Дома все ему казалось опостылевшим. Не находя себе места, не зная, чем заняться, он метался по комнатам. Швырял что попадало под руку, разбил дорогую вазу. Пошел к беседке. Сел, закурил. Немного полегчало на душе.
Во дворе было тихо. Слуги уже не раз испытывали на себе тяжелый нрав хозяина и потому старались не попадаться ему на глаза, наблюдали издали...
— Что-то стряслось у нашего барина, — перешептывались они между собой.
Стараясь не выдать себя, стоял за кустом конюх Корий — ожидал, что будет дальше. Внезапно защекотало в горле, и он не удержался, кашлянул.
— Эй ты, брось в прятки играть! — окликнул его Еремей. — Где молодой барин?
— Петушиным боем развлекается, — ответил Корий из-за куста.
— А ты пойди-ка сюда!
— Слушаюсь. — Горло Кория перехватило от страха.
Но барин и не думал разносить его. Деланно улыбаясь, распорядился: