– Ну зачем же из-за стола… – нехотя согласился капитан.
– Не по-русски как-то, – закивал Савельев. – Сядьте с нами. Выпейте. По-людски. Давайте. Помянем. Давай, ребят.
Командир ОМОНа в раздумьях поглядел на своих ребят. Те озирались по сторонам – они явно были не против предложенного Савельевым плана. Кузнецов, поняв, что драки точно не будет, исчез внутри клуба.
– Ну, вы всё равно же ночью сносить ничего не будете! Что вам сейчас, обратно поворачивать? Уже здесь заночуете, в ангаре. Там тепло.
Командир посмотрел на небо, потом снова на своих бойцов, на толпу перепуганных женщин у крыльца и махнул рукой.
– Ну, ладно. Раз такое дело. Ты меня пойми – я ж тоже не просто так. Приказ у меня…
– Приказ есть приказ, – согласился Савельев. – Но тут сам видишь…
Омоновцы тем временем уже стянули свои шлемы и, не скрывая радости, пошли к клубу. Широкоплечие и высокие, они казались слишком большими для маленького клубного помещения. Кузнецов мрачно рассматривал их со своего места.
Пока омоновцы ели, никто и не притронулся к тарелкам. Наступившая тишина была острой и враждебной. Омоновцы будто не замечали этого – они скребли ложками и пили водку, кто-нибудь из них то и дело довольно улыбался себе в кулак.
Дубровский сел рядом с Кузнецовом.
– Ишь ты, – процедил Кузнецов. – Стервятники.
– Ну, – начальник ОМОНа шмыгнул носом. – Помянем покойника, – и выпил залпом.
Две женщины, сидевшие с краю, молча поднялись и вышли. Егоровна, которая в воспоминаниях Владимира всегда была такой мягкой и гостеприимной, даже не пыталась скрыть злости. Она встала со своего места и стала собирать тарелки. Губы ее были сомкнуты в прямую линию.
– А ну, двинься! Расселся тут, как хозяин! – устало бросила Егоровна начальнику.
– Ты че, тётка? – спросил тот и плеснул себе еще водки.
– Какая я те тётка? Хозяйничают, как у себя дома! – она вцепилась в очередную тарелку и дернула на себя, но командир поймал ее за локоть.
– Эй, ты чего?!
– А ну, руки! – на глазах Егоровны заблестели злые слезы.
– В чём дело? – холодно поинтересовался Дубровский.
Командир ОМОНа поднялся во весь рост, не выпуская руки Егоровны. Та уже начала всхлипывать.
Кузнецов вскочил, будто бы только и ждал этого момента. Омоновцы замерли и даже перестали жевать.
– Прилично ведите себя! – сказал Дубровский.
– Да что я ей сделал такого?! – лицо полицейского налилось кровью – он как-то неожиданно быстро захмелел.
– Вы не у себя дома. На женщин руками махать.
– Да пошел ты!.. – засмеялся командир и уже хотел вернуться за стол, как вдруг Владимир толкнул его в грудь. Кто-то из омоновцев вскочил. Кузнецов весь подобрался, будто зверь, готовый с минуты на минуту прыгнуть.
– Вы представитель закона или как? – спросил Владимир.
– Ты кто такой вообще?! – гаркнул полицейский. – Я тебе одолжение сделал… – и вдруг без предупреждения со всей силы зарядил Дубровскому кулаком в живот.
Владимир задохнулся от боли, в глазах у него поплыло. Кузнецов, как по команде, сделал выпад вперед и бросился на полицейского. Оба повалились на пол.
– Вали их, – закричал кто-то.
По комнате пошло движение. Все повскакивали из-за стола – одна из скамеек даже упала. Началась давка – женщины стали пятиться к двери, громко заплакал какой-то ребенок.
Дубровский поднялся с колен и увидел, как командир ОМОНа с наслаждением бьет Кузнецова кулаком в лицо – сосредоточенно, наотмашь. Владимир хотел растащить их, но тут же был сбит с ног ловким ударом резиновой дубинки. Дюжий борец с преступностью принялся бить его ногами под ребра, так что Владимиру только и оставалось, что прятать лицо и прижимать колени к груди. Омоновцам было плевать на то, что сражаются они в основном со стариками – без всяких церемоний и с явным удовольствием они кидались вперед и слепо били.
Владимир разлепил глаза и отполз в угол – пускай он трус, но хотя бы живой. Кузнецов лежал у стола – двое мужчин в форме выворачивали ему руки. Владимир вытер кровь, текущую по подбородку, и тут же получил дубинкой в скулу. От боли изображение, стоявшее перед глазами, выцвело до абсолютной белизны.
– Закон тебе? – злобно зашептал начальник Владимиру на ухо. – Закон тебе? Вот тебе, сука, закон, получай!.. – он схватил его за волосы и приложил лбом об стену.
– Что же ты делаешь, сволочь? – заверещала Егоровна где-то в противоположном углу.
Потом кто-то потянул Владимира наверх и куда-то поволок. Он не мог открыть глаз – ему все еще слышалось тяжелое дыхание Кузнецова. Споткнувшись обо что-то, Владимир снова повалился на землю. Под щекой было мокро и холодно – видимо, его вытащили на улицу.