Большое место в критической литературе о «Горе от ума» занимает непревзойдённая по тонкости анализа статья И. А. Гончарова «Мильон терзаний» (1872). Свидетельством общественной актуальности комедии Грибоедова служит и переосмысление его персонажей в сатире М. К. Салтыкова-Щедрина (например, образ Молчалина в цикле «В среде умеренности и аккуратности», в романе «Современная идиллия»).
Комедия Грибоедова оказала огромное влияние на развитие русского театрального искусства. Явилась блестящей школой реализма для многих поколений актёров. Впервые в 1831 г. в ней выступили М. С. Щепкин (Фамусов) и П. С. Мочалов (Чацкий). Первые её постановки в Петербурге шли в урезанном цензурой виде. Для театров вне Москвы и Петербурга комедия была запрещена до 1863 г. Со 2-й половины XIX в. в «Горе от ума» проявили свой талант великие актёры Малого театра, МХАТа и др.: А. А. Яблочкина и В. Н. Давыдов, К. С. Станиславский и В. И. Качалов. В советское время постановка «Горя от ума» привлекала режиссёров разных творческих направлений — В. Э. Мейерхольда, В. И. Немировича-Данченко, Г. А. Товстоногова и др.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Сосед! на свете всё пустое:
Богатство, слава и чины;
А если за добро прямое
Мечты быть могут почтены, —
То здраво и покойно жить,
С друзьями время проводить,
Красот любить, любимым быть
И с ними сладко есть и пить...[1]
лавно, забавно, на душе хорошо! Размышляя об этом, мысленно с лёгкой улыбкой читая стихи, Александр наблюдал, как в этот миг Якубович, высокий, плечистый, с яростью воткнул свою длинную драгунскую саблю в заснеженную, но всё ещё по-осеннему мягкую землю и зычно, раскатисто прокричал:
— Пора!
Громкий крик, внезапно раздавшийся в тишине просторного поля, угрюмо молчавшего под низким нахмуренным небом, толкнул высокого Иона в сутулую тощую спину. Ион в испуге метнулся вперёд, широко и неловко взбрасывая длинные ноги, старательно взмахивая правой рукой в вязаной толстой перчатке, после каждого шага тревожно обводя всех наивным вопрошающим и осуждающим взглядом.
Все зашевелились, задвигались. Злобно скалясь, сверкая бешеными глазами, молодой Шереметев сорвал фуражку взлохмаченной головы и не глядя отбросил её куда-то под куст. Секунданты в военных шинелях завозились у плоских чёрных лакированных ящиков, застывшими пальцами суетливо отпирая замки. Низенький доктор в чёрной шляпе и в чёрном штатском пальто невозмутимо толкался вдали, у трёх тонких обнажённых берёзок, постукивая сапог о сапог. Отрывисто раздавались невнятные быстрые приглушённые голоса. Хрустел свежий снег под толстой кожей подошв.
Накануне металась совсем зимняя долгая злая метель, нагоняя тоску. Ночью притихло, стукнул первый, лёгкий, ещё не привычный мороз. День выдался звонкий, здоровый, но серый, строго насупивший тяжкие тучи. Пар валил изо рта. Хотелось сильных движений и быстрого бега лёгких саней.
Высокий чёрный цилиндр беспечно был сбит на затылок. Александр, совершенно согласный с любезным Гаврилой Державиным, неслышно бормоча эти бодрые строки, отодвинулся несколько в сторону, чтобы не помешать поединку. Тонкие длинные ноздри, широко раздуваясь и вдруг опадая, жадно хватали морозную бодрую свежесть. Он весь был празднично возбуждён, и от этого возбужденья ему становилось нетерпеливо и жарко и трудно на месте стоять. Насмешливо улыбаясь, спокойно и прямо глядя на хлопотавших друзей, неизменных спутников всех его шалостей, которым предавался напропалую уже целый год, он рывками сдёрнул с верхних петель крючки, но хлынувший холод не остудил разгорячённую грудь. Ему не терпелось ввязаться в это весёлое, в это славное дело. Озорство и азарт переполняли его. Он переступал с ноги на ногу, ожидая, когда и его наступит черёд и он подойдёт к длинной сабле и уж покажет, покажет себя.
А тем временем Ион, нескладный и тощий, бормоча по-немецки, смешно путаясь в долгополой русской, застёгнутой наглухо шубе, с торопливой медлительностью отмерял роковые шаги. Лицо, костистое, длинное, с колбасками рыжих немецких бачков, было растерянным, бледным и совсем некрасивым, ещё некрасивей, чем бывало всегда. Припухлые красные губы испуганно и виновато приоткрывались.