– Как он? – спросил Карсуэлл, не тратя времени на приветствие.
– Пока что жив, – ответил Йен, уводя друга в библиотеку, подальше от ушей прислуги. – Врач и хирург совещаются насчет лечения. Хопкинс и экономка уверены, что они не дадут ему умереть.
– Превосходно. Но вид у тебя ужасный.
Йен втянул голову в плечи.
– А ты чего ждал? По крайней мере, ты выглядишь, как всегда, элегантно, если учесть, что ты был секундантом на дуэли, которая могла кончиться убийством.
Карсуэлл отвел глаза и кашлянул.
– Да, кстати, я подумал, что ты должен знать – Филиотт ничего не скажет, поскольку этот тип, Пейдж, оказался подлым трусом. С Филпотта достаточно, что соревнование в стрельбе кончилось так неудачно. Он будет рассказывать в клубах, что вы с Пейджем решили уладить свои разногласия, соревнуясь в умении стрелять, но пуля полетела не туда. Филпотт клянется, что заставит Пейджа уехать из Лондона и никогда больше сюда не возвращаться. Этот грязный тип уехал с места дуэли прежде, чем мы нашли мальчика, так что он не сможет опровергнуть версию о промахе. Твой кучер, конечно, подтвердит нашу версию, но вот врач?
Йен хрипло рассмеялся.
– За те деньги, которые зарабатывает этот костоправ, он скажет все, что угодно, даже что мальчик сам в себя выстрелил. А я вот не выношу лжи.
– Запомни, это несчастный случай! Ты вовсе не собирался ни в кого стрелять. Ты ведь даже не попытался пристрелить этого труса Пейджа. Но ты же знаешь, что из этого сделают скандальные газетенки и колонки светских сплетен. Тебе придется не одну неделю все объяснять, и чернь будет требовать, чтобы тебя вздернули на виселице, как это делали французы, когда очертя голову уничтожали своих аристократов. Принцу-регенту не нужно, чтобы с кем-то из людей его круга случались такие неприятности, да еще теперь, когда его собственная популярность упала так низко.
– Неужели ты думаешь, что слухи о сегодняшнем происшествии могут свалить правительство? Если бы Принни, – сказал он, имея в виду принца-регента, – тратил национальное богатство, кормя бедных, вместо того чтобы объедаться деликатесами, он стал бы героем в глазах простых людей.
– Мы с тобой знаем, что этого не произойдет. Но подумай, как этот скандал повлияет на законопроект, который ты хочешь провести в следующем месяце в парламенте, если увидят, что ты считаешь себя выше закона. Подумай о своей матери и сестре. Это погубит их.
Йен думал о сестрах юного Ренслоу и о его матери, если таковая у нею есть.
– Да, я понимаю: Ренслоу, конечно, знает правду. Я, подожду, пока не узнаю его мнения, до какой степени откровенно, мы можем рассказывать об этом.
– Твой дворецкий сказал мне, что он совсем еще мальчик. Разве он способен понять, чем все это может кончиться?
– Он стоит на пороге смерти… и он совершенно ни в чем; не виноват. Как магу я не отнестись с уважением к его желаниям?
Карсуэлл пнул скамейку для ног.
– Какая неразбериха!
Йен не стал возражать, но повернулся к двери.
– Мне, нужно идти рассказать все его близким.
И без того бледное лицо Карауэлла побледнело так, что приобрело оттенок его шейного платка, ниспадающего каскадом на грудь. Он судорожно сглотнул, но предложил пойти вместо Йена!
Йен хлопнул своего школьного друга по плечу.
– Ты верный друг, но это я должен сделать сам:
– Понимаю, – сказал Карсуэлл, не скрывая облегчения. – Я загляну в «Уайтс» проверить, правильно ли Филпотт! излагает всю историю, и зайду к тебе позже, узнать, как дела у мальчика. Ренслоу, говоришь? Кто-то в «Уайтс» должен знать, из какой он семьи, я уверен.
– У меня есть адрес.
– Ну ладно; желаю тебе справиться с этим нелегким делом. Ах да. Я принес твой фрак и пистолеты. Оставил все у твоего слуги.
– Можешь взять пистолеты себе. Забери их, когда уйдешь.
– Правда? – Карсуэлл не сумел скрыть своей радости, но все же сказал – Я не могу их принять. Это слишком дорогой, подарок.
– Для меня они просто мусор. Я; не хочу держать их у себя в доме.
– Ну что ж, если ты вознамерился просто выбросить их, я с удовольствием возьму их себе. Надеюсь, это наградное оружие?
Конечно. Йен не стал бы покупать эти пистолеты, без промаха несущие смерть. Он никогда больше не прикоснется к ним и никогда не захочет на них взглянуть.
– Пользуйся ими в свое удовольствие: До свидания.
Карсуэлл вместе с Йеном вышел на крыльцо и прошел до выездной дорожки, где его ждала оседланная лошадь и экипаж на тот случай, если придется доставить в Мэддокс-Хаус дам из семейства Ренслоу.
Пожав другу руку, Карсуэлл пожелал ему удачи, а потом притворился, что протирает свой монокль.
– Вот еще что, старина. Моя яхта стоит в гавани, она готова к отплытию на тот случай… если случится худшее и тебе придется ненадолго уехать отсюда.
– Хочешь сказать – если мальчик умрет, и меня обвинят в его убийстве, и я предпочту бежать, а не предстать перед судом? Надеюсь, до этого не дойдет.
– Я, может быть, зайду в собор Святого Георгия по дороге в «Уайтс», а? Помолюсь и все такое. Как я всегда говорю, это не помешает.
– Помолись за двоих, ладно? За Ренслоу и за меня. Видит Бог, это нужно нам обоим.
Дом, в котором жили Ренслоу, оказался именно таким, каким его и представлял Йен, – аккуратным, но без всяких претензий, среди других тесно стоявших домов, гораздо менее эффектных, чем те, что находятся ближе к фешенебельным кварталам. Кареты, мимо которых он проезжал, были немного хуже начищены, лошади не такие холеные.
Прохожий, к которому Йен обратился, чтобы узнать, где живут Ренслоу, никогда не слышал о семье Ренслоу. Няня, гулявшая с двумя детьми, показала ему нужный дом.
– Это родственники капитана. Пока он в море, они тут поселились. – В голосе ее звучали неодобрительные нотки. – Впрочем, это не мое дело.
Йен тоже так считал, но поблагодарил ее и направился к скромному дому. Он подождал, пока подъедет его экипаж и один из грумов спрыгнет на землю, чтобы подержать его лошадь. После этого он подошел к двери. На медной табличке было написано: «Барнаби Бичем, капитан флота его величества». Йен глубоко втянул в себя воздух и постучал. Никто не отозвался, и он постучал еще раз.
– Погодите чуток, салага вы этакий, вы же знаете, что я не могу подбежать к двери, – услышал он в тот момент, когда собрался постучать погромче или вообще выбить дверь. – А вам давно пора бы вернуться. Пока я не рассказал…
Дверь раскрылась. Перед Йеном появился низкорослый беззубый старик.
– Вы не юный Ренслоу.
Йен рассматривал представшее перед ним странное подобие дворецкого. У этого седоволосого ископаемого была повязка на одном глазу и крючок вместо руки. Возможно, капитан Бичем и служил в Королевском флоте, но этот морской волк был похож на пирата. Единственное, чего ему не хватало, так это деревянной ноги и попугая на плече.
– Нет, я определенно не мистер Ренслоу. Но я пришел сюда из-за него.
– Говорил я ему, что не следует ездить верхом. Лошади – опасные зверюги. – Старый моряк рассматривал экипаж, стоявший неподалеку. – Что, привезли его домой, да? Алфи Браун сказал, что с ним, верно, что-то стряслось и он не может ходить. Очень глупое занятие, вот что я вам скажу. Алфи следовало поехать за ним с лошадьми. Значит, с пареньком все в порядке?
– Будет все в порядке. – Йен не собирался обсуждать создавшуюся ситуацию с этим беззубым старым мореходом, и уж тем более стоя на улице, где какая-то дворняжка с клочковатой шерстью обнюхивала его сапоги с неведомыми намерениями. – Я все объясню миссис Ренслоу, если вы передадите ей мою карточку. Моряк почесал голову.
– Никакой миссис Ренслоу нету. Вам лучше поговорить с мисс Эффи.
– Или мисс Ромой.
– Хотите поговорить с Ромой?
– С любой из женщин, которая опекает мальчика. – Он нахмурился и приказал: – Поторопитесь. Она, вероятно, беспокоится.
Услышав в его голосе властные нотки, моряк посмотрел на визитную карточку.