В одном опасном месте ему не удалось удержать Луизу, и она скатилась с десятиметрового крутого склона. Мишель похолодел от ужаса. Он ринулся вниз и через несколько секунд склонился над ней. Она без сознания лежала на спине поперек поваленного дерева. Даже при свете фонарика было видно, что лицо Луизы покрыла смертельная бледность. Мишель решил, что у нее сломан позвоночник. Он стал растирать Луизе лоб снегом, то и дело похлопывая ее по щекам, чтобы привести в чувство. Он совсем обезумел от мысли, что может потерять ее.
— Луиза, Луиза, ради бога, скажи, слышишь ли ты меня? — умолял он.
Жан влил ей в рот несколько капель коньяку.
Луиза приоткрыла глаза. Она посмотрела сначала на одного, потом на другого, наконец, на Симону и спросила:
— Чего мы ждем?
В этот момент Мишель уверовал в то, что жизнь Луизы заколдована.
Они добрались до гостиницы в восемь утра.
Луиза пошла к себе в комнату, помылась, переоделась и в половине девятого спустилась вниз на чашку кофе. Она еще успела на автобусе Аннеси. Ей надо было повидать там Тома Мореля и других людей.
Тем временем Мишель привел в порядок свои вещи, а затем слонялся без дела до половины первого, пока она не вернулась. Он перевез ее на лодке через озеро. Они навестили жену Поля и сообщили ей последние новости о муже. После этого сняли комнаты в небольшом тихом доме, в стороне от проторенного пути. Мишель хотел сегодня же вечером переселиться сюда, но Луиза, которая знала обстановку лучше, убедила его, что раньше чем через сутки Анри не появится. Мишелю не следовало бы доверяться ее интуиции, но Луиза так успешно вела дела в его отсутствие, что он подумал, пусть решает она.
Вечером к ним зашел Арно, которого уже сменили люди Мореля, и они весело поужинали втроем. Мишель написал радиограмму:
ЛЕТЧИКИ МОЛОДЦЫ. ВСЕ В ПОРЯДКЕ.
Арно устал, и ему очень не хотелось тащиться сегодня к себе еще 19 километров. Но его убедили. Он неохотно сел на велосипед и поехал, увозя с собой радиограмму, которой было суждено стать последней радиограммой Мишеля.
Луиза ушла отдыхать, Мишель не замедлил последовать ее примеру.
Гостиница уснула. Только в конторе еще горел свет — это супруги Коттэ заканчивали разбирать счета.
Вдруг открылась входная дверь и вошел Луи-бельгиец — один из связников. С беспокойством на лице он сообщил хозяевам, что принес плохие вести. Необходимо срочно предупредить Луизу, если она еще здесь, что вот-вот появится Анри.
Луи был свой человек, и Жан предложил ему присесть, пока Симона сходит наверх за Луизой.
Постучав к ней в дверь, Симона сказала:
— Луи-бельгиец пришел. Он хочет сказать вам что-то важное.
— Иду, — отозвалась Луиза.
Ничего не подозревая, она надела халат и пошла вниз. Спустившись по лестнице, она наткнулась прямо на пистолет Анри.
— Не пытайтесь кричать, Луиза, — сказал он вкрадчиво. — Станете кричать, Мишель выпрыгнет из окна, а я должен предупредить вас, что гостиница окружена и людям приказано стрелять.
Луиза была ошеломлена. Она бросила на Луи презрительный взгляд. Наемник гестапо и помощник Роже Барде, он в смущении потупил взор.
Вестибюль наполнился людьми.
Анри продолжал тем же вкрадчивым тоном:
— Вы хорошо играли, Луиза. Но ваша карта бита, так что будьте добры, проводите нас в комнату Мишеля.
Луиза поняла, что если она не выполнит его требование, то станут обыскивать все комнаты подряд и перепугают до смерти других постояльцев и детей Коттэ. Мишель услышит шум и выпрыгнет из окна навстречу верной смерти. Да, игра проиграна…
С тяжелым сердцем повела она врага к комнате человека, за которого всегда была и будет готова отдать жизнь.
Открыли дверь и включили свет. Мишель проснулся и увидел у своей кровати Анри, гестаповцев и людей из итальянской тайной полиции. Он никого не знал, но сразу понял, что произошло.
— Ваша фамилия? — спросил по-французски высокий черноволосый немец.
— Шамбрен, — ответил Мишель, машинально назвав последнее имя.
— Шамбрен! — повторил тот саркастически. — Или, возможно, Шовэ… Оба они означают одно: капитан Питер Черчилль, диверсант и мерзкий шпион… Руки вверх!
В лицо мрачно уставились дула пистолетов. Спорить было бесполезно. Ему приказали одеться. Он одевался нарочито медленно. Мозг лихорадочно работал, оценивая обстановку. Но ясно было одно — это начало последнего акта. Он мысленно проклинал себя за то, что его схватили спящим, что он не настоял на переезде, как того требовала простая осторожность. Он проклинал судьбу за то, что она не позволила ему рассчитаться за все с оружием в руках на поле боя и вместо легкой смерти обрекает на мучительную агонию во вражеском застенке. Конечно, при попытке к бегству его убьют, но он отогнал от себя эту мысль, так как это лишь увеличило бы страдания Луизы. На что она сможет надеяться одна? Мишель чувствовал, что в одиночку она не станет и помышлять о побеге.